Он подошел к кузине сзади и, впервые, должно быть, за все время их злополучного сближения коснулся ее без единственной цели утоления плотского желания, скуки или любопытства, смешанного с пикантностью запрета и ее безмолвного подчинения. Медленно, смакуя каждый миг, он освобождал ее от премудростей женского туалета, наслаждаясь нетронутостью кожи, едва заметными светлыми волосками на ней, светящимися и вздымающимися от его прикосновений. Каждый раз случалось одно и то же, но каждый раз был для нее особым таинством, а для него игрой, которая вполне могла приесться.
Обнаженная, она предстала перед зеркалами, венчающими комнату. Не так стыдливо и словно моля о пощаде, как в прежние времена, а с чувственно-нежной притягательностью, не покореженной обстоятельствами, при которых Анна вступила на женскую стезю.
Выжидательная, поощряющая, готовая к неласковым словам и взывающая несмотря на это к лучшим чувствам, зарытым в Мартынове, жена Николая Литвинова являла собой столь упоительное зрелище, что Дмитрий расчувствовался и готов был посентиментальничать. Вместо того чтобы продолжать целовать ее бархатно – ломкую шею и продвигаться руками вниз, он обнял ее стан, чувствуя своими покрытыми волосами запястьями, насколько восковая у нее кожа. На короткий миг Мартынов отчетливо ощутил биение ее сердца, и это открытие вдруг переполнило его благодарностью за то, что сердце это так ему предано. Впервые он отчетливо представил, что Анна страдает, бьется из-за него; и впервые в его душе, занятой лишь тешеньем собственного «я», шевельнулось что-то, отдаленно напоминающее раскаяние.
Цветение и буйство ее разбуженной страсти, словно летний ураган, накатывало и затопляло все пространство ее разума.
Поцеловав Дмитрия в плечо, она беззащитно уткнулась щекой в его руку, прикрыв веки, отчего ресницы примялись зажмуренной кожей. Кругом было тихо, как на лугу в июльский зной. А они, как тогда в усадьбе Николая, словно погребенными оказались во время бушевания жизни в замке или склепе, приросли друг к другу. Обычно встречались они в мгновения, когда Николай и Янина далеко где-то собирали грибы, Ирина делала обход по крестьянским домам, слуги дремали, разморенные сытным обедом. И только посвященная в связь господ горничная караулила дверь закрытой спальни Анны.
Но благородные порывы имеют свойство исчезать, растворяться с переменой обстановки. Дух единения выветрился, сон смел яростные воспоминания нового чувства. Утром все пошло по-старому. Дмитрий покинул ее на неопределенное время. Отпустив его без слез и вырывающихся слов, Анна вернулась в имение мужа.
29
Хмурясь от ломящей плечи усталости, Янина поплелась в гостиную, чтобы забрать забытый там лорнет и благополучно отбыть ко сну. Командование внушительным штатом прислуги отнимало у нее много времени. Занятия же самосовершенствованием и долгие одинокие прогулки приносили не только радость, но и усталость. Янине как-то свысока было жаль тех, кто тратил жизнь на что-то другое, бессмысленное. Краем глаза почувствовав шевеление, она осеклась прежде чем прошла вперед и могла быть замечена.
– Аня, ну сколько ты будешь так пытать меня? Что я, по-твоему, не живой человек, только ты страдать можешь? – выговаривал Николай жене глухим сиплым голосом.
Две далекие фигуры мистично выделялись в ночной яркости свечей повсюду, темные их одежды дополняли впечатление грядущей трагедии.
Прийти к компромиссу Анна и не пыталась. Такой ее сделал Мартынов, вылепил свою поломанную Галатею. Влияние, устроенность, обида, решившие ее брак, вмиг стали безразличны.
У Янины участилось сердцебиение. Она не смогла побороть соблазн и просто исчезнуть. Ее дорогой Николай, расположение к которому росло каждый день, иногда против ее желания и осознанного стремления, мучается… Нет. Она должна остаться и во что бы то ни стало, пусть потом, пусть окольными тропами, пособить ему, образумить сестру или…
Анна ничего не отвечала. Потупившись, она смотрела на дрожащее в камине пламя и готова была заплакать. От обиды на мужа, от разлуки с любимым, от усталости, от жалости к себе – кто знал? Ясно было, что его искренние жалостливые слова не производят на нее желанного впечатления.
– Не молчи, Аня! Так жить больше просто невыносимо! Что ты за жена мне?! Меня не покидает ощущение, что ты моя пленница!
– Может, так и есть, – сурово отозвалась Анна, не поднимая головы.
– Что ты говоришь такое… – от удара Николай не знал, как оправится, как придать своему лицу подобающий при сценах вид (признаться, он ни с кем и не устраивал прежде сцен). – Ты что, до сих пор любишь его? – остановившимся голосом завершил он не сладостный ход собственных мыслей.
«Кого?!» – изумилась Янина, едва не привстав на цыпочки от происходящего.
– Думаешь, мне легко так жить? – с еле сдерживаемыми слезами в голосе ответила Анна.