«Не отрицает ничего… – на Янину навалился такой туман, словно, пробудившись рано поутру и даже омыв лицо прохладной водой из кувшина, она вдруг поняла, насколько еще хочет окунуться назад в блуждающую теплоту душистых простыть и, довольная решением не прорубать пока огромный мир за окнами, уткнулась обратно в подушки, венчающие голову. – Кого можно боготворить, имея такого мужа?! Да она тронулась».
Николай поспешил подумать, что явился свидетелем распространенной женской болезни, как большинство мужей, не углубляющихся в истинную подноготную недовольства жен. Соткать скорое оправдание ему было радостнее, чем впадать в беспокойное отторжение от последствий ее слов и искать вину в себе в том числе.
– Аня, – он приблизился к ней и начал нежно трогать ее волосы, – родная, не принимай близко к сердцу, такое у всех бывает, ты скоро привыкнешь. Я ведь все делаю для того, чтобы ты чувствовала себя как дома.
А у самого в груди гулко отдавалось «Она чужая, я ей чужой. Нечего было выдумывать». И сознание того, что она так молода, может не понимать себя, ошибаться, злиться на него за что-то или скучать по дому принесло некоторое облегчение его разгоряченному сознанию.
Увидев, что слова Николая искренни, что возводит он сестру в ранг драгоценности, опасаясь причинить ей боль, Янина сама готова была разрыдаться. От ее самонадеянности не осталось и следа. Кто увидел бы ее теперь за колонами, согнутую и учащенно дышащую, посочувствовал и не подумал бы оскорбляться или ощетиниваться в ответ. Но не от ревности или боли, а от поруганного чувства благодарности содрогнулась Янина Стасова, ведь Анна так и не отозвалась на тепло, расточаемое мужем. Янина не знала, чем закончился этот инцидент – не в силах далее наблюдать за ним, она посмешила скрыться у себя в покоях.
Как Николай догадался о том, что творится под самым его носом, едва ли кто-то знал наверняка. Скорее, это было неосознанное интуитивное знание, подкрепляемое фактом, что жена его любила Дмитрия до того, как связала себя с ним. Что же мешало ей до сих пор тянуться к проклятому этому Мартынову, он так увлекал многих? Как бельмо на глазу стал Литвинову вдруг этот человек с гладкими волосами и пустотой во взгляде. Когда муж задал Анне вопрос, не особенно надеясь услышать подтверждение своих гнетущих догадок, она неожиданно разразилась пучиной быстрых слов, глотающих друг друга. И он похолодел. Его обожаемая Анна, с которой он не мог связать двух романтичных слов для услады ее слуха, но все же не представлял уже без нее своей жизни, так она стала греюще – привычна… В тот день Николай просто ушел из гостиной, оставив растрепанную от бесконечного содрогания плечами Анну в одиночестве.
«Безумна… Она безумна, – думала Янина, с трудом поднимаясь наверх из-за того, что плохо понимала, где качающиеся ступени, а где ее застывшие ноги. – Этой девчонке просто счастье не нужно. Иначе к чему все эти вопли и страдания? Хорошо же папаша искалечил ей душу, раз она не понимает, что хорошо и что плохо. В чем тут дело? Вроде бы слишком сильно привязаться можно к человеку, которого считаешь лучше себя… Николай об Анне так не думает… Или я просто недостаточно его понимаю?
Что думала Анна, не двигающаяся с места добрых пол часа, осталось загадкой.
30
На следующий день Николай вел себя по отношению к супруге так же дружелюбно и спокойно, как всегда. Причем то было не поруганное спокойствие проигрывающего, а повседневная уверенность, которая бывает от уюта родного крова, чем Янина втайне восхищалась. Янина, с опаской наблюдающая за ним и решившая во что бы то ни стало поддерживать его, покоробилась бы в своей убежденности, то ли она видела накануне, если бы не полное сознание себя как человека, прочного топчущего землю и не подверженного сверхъестественному. Все в Стасовой будто раскололось надвое, откинув назад повседневные дела и заботы, которыми она столько времени жила и которые были своего рода панацеей от дурных мыслей, что жизнь ее не складывается. Обычно мелкие неурядицы в семье неспособны выбить из колеи всех ее членов. Но данное дело, видно, было серьезнее обычной ссоры, после которой с понуро – побитым видом ее участники тянутся друг к другу, припоминая, как все тихо и удобно было до вспышек ярости. Янина осязала, что вчерашняя сцена затронула ее много больше, чем можно было предположить. Само то, что она способна испытывать приподнятые над обычной тягой выживать порывы, было и странно и заманчиво одновременно.