Крылатое племя

героям пятидесятидневной обороны осажденного Уральска и просьбу не падать духом, продержаться еще

немного недель. Геройское дело защиты Уральска увенчается успехом.

Предсовобороны Ленин».

Слова вождя придали защитникам Уральска сил, они еще больше укрепили веру в окончательную победу.

Гарнизон принял непоколебимое решение удержать город во что бы то ни стало.

Кончились запасы горючего. Казалось, связь с армией будет окончательно нарушена. Но выход нашел

председатель чека Штыба. Он разослал по городу десятки людей, которые собирали у населения все, что

могло гореть. На аэродром стала поступать самая различная посуда с бензином, керосином, газолином и

даже с одеколоном. Эта масса разнокачественной жидкости смешивалась, десятки раз перебалтывалась, процеживалась искусной рукой Порая и превращалась в подобие авиагорючего. В результате самолет

опять имел на несколько вылетов теперь уже «пораевской смеси».

* * *

В июне на Восточном фронте наступил решающий перелом. Наши войска под командованием [24] М. В.

Фрунзе перешли в контрнаступление. Подавляя ожесточенное сопротивление врага, они неудержимой

лавиной рванули на восток.

На нашем участке части славной Чапаевской дивизии форсировали реку Белую, заставив колчаковцев

оставить город Уфу. После этого чапаевцы двинулись на помощь осажденному Уральску. Защитники

города с нетерпением ожидали освобождения.

И вот 11 июля перед нашими окопами севернее Уральска вдруг появились полтора десятка бойцов на

взмыленных лошадях. Крики радости раздались в окопах, когда среди всадников бойцы разглядели

самого Чапаева.

В тот же день в здании штаба 22-й дивизии состоялось совещание совместно с командованием 25-й

дивизии. Было решено одновременно ударить по окружавшим Уральск белым войскам из города и из вне

его. На авиацию в это время возлагалась задача бомбить и обстреливать врага с воздуха.

Кстати, со станции Алтата прилетел летчик Лабренец — командир нашего отряда. Он тоже должен был

участвовать в предстоящем бою.

Мы тщательно готовили свои самолеты. В баки заливали остатки горючего, подвешивали бомбы, кабины

загружали «стальными стрелами».

Наступил рассвет решающего дня. Наши части, форсировав Чаган, с ходу стремительно атаковали окопы

противника. Одновременно по врагу ударили чапаевцы. Мой старенький «Фарман XXX» и «Сопвич»

Лабренца летали над полем боя, помогая наземным войскам.

Белоказаки не выдержали. Оставляя повозки, боеприпасы, снаряжение, бросая раненых, они начали

беспорядочное бегство. Прорвано было железное кольцо, которое в течение трех месяцев сжимало

осажденный Уральск. [25]

Н. Анощенко. Павло

Мы познакомились в штабе Авиадарма, то есть Начальника авиации действующей Красной Армии, еще

во время гражданской войны. Он был из числа первых «красных петушков», как тогда в шутку ласково

называли молодых воздушников, только что окончивших первые советские курсы красных командиров-

воздухоплавателей в Петрограде.

Сидя в неуютной проходной комнате занятого штабом купеческого особняка, я, как помощник Авиадарма

по воздухоплаванию, обычно знакомился с каждым из прибывших молодых авиаторов перед

направлением их в действующую армию.

Как-то к моему столу нарочито спокойной походкой, чуточку «по-штатски», в развалочку, подошел

худенький, невысокого роста молодой паренек со светло-серыми спокойными глазами, в которых

угадывалась и веселая хитринка, и твердая воля. Плотно сжатые губы и чуть нахмуренные белесые брови

тоже свидетельствовали о волевом характере их обладателя, как и непокорный, хотя и тщательно

причесанный, белобрысый чуб, петушившийся маленьким веерком над высоким лбом. Новая солдатская

гимнастерка топорщилась, но была аккуратно заправлена.

Молодой командир доложил о своем прибытии и, ожидая вопросов, остановился в свободной позе. Слова

рапорта он произносил не особенно громко и не торопясь, будто обдумывал каждое слово. Говорил с

заметным украинским акцентом, который сказывался и в придыхательном произношении буквы «г», и в

мягком выговоре слов, и в характерных для южан переливах интонаций. На вопросы отвечал толково и

[26] коротко, хотя и растягивал слова, словно желая подчеркнуть этим отсутствие у него торопливой

нервозности.

Беру его анкету, читаю: «Федосеенко Павел Федорович. Год рождения 1898. Сын рабочего из крестьян

села Новая Сотня, Воронежской губернии. Образование — сельская школа и воздухоплавательные

курсы».

Интересуюсь, чем он занимался раньше.

— Чем занимался? Крестьянствовал, помогал семье — батька-то в город на завод ушел. Потом и я за ним

подался на заработки. Последнее время работал на заводе модельщиком.

Перебивая самого себя, он с затаенной хитрецой неожиданно спросил, знаю ли я, что такое профессия

модельщика.

— Представьте себе, товарищ Федосеенко, отлично знаю!

— Это хорошо, что знаете. Правда, стоящая специальность?.. Не всякий может быть модельщиком. Для

этого, кроме простого ремесла, нужно еще и тут кое-что иметь, — он постучал себя пальцем по лбу и

доверительно добавил: — А я сызмальства-то хотел агрономом быть, потому что землю люблю. Да и