Крылья беркута

— Я хотел с вами посоветоваться... Последние дни так богаты событиями, встречами... Кажется, будто прошло невесть сколько времени. И я никак не могу собраться с мыслями... Дело в том, что я решил, вернее, почти решил, остаться здесь, в отряде товарища Кобзина. Ну вот и хотел посоветоваться.

Надя удивилась и чуть было не спросила, почему он просит совета у нее, а не у того же, скажем, Семена Маликова, но, сообразив, что такой вопрос не совсем тактичен, промолчала. А ей действительно было интересно, что же толкнуло его именно к ней. Словно разгадав ее мысли, Обручев сказал: — Не удивляйтесь, пожалуйста, что я обратился именно к вам, мне показалось, что вы... даже не знаю, как это объяснить, в общем мне кажется, что вы можете дать наиболее верный совет.

— Трудно давать советы другому, когда сама еще не совсем разобралась на новом месте, среди новых людей... Я, например, о себе думаю, что поступила правильно. Да и куда мне было идти? Не к белым же!

— Конечно, — согласился Обручев, — нам с вами там делать нечего, — решительно добавил он. — Я тоже останусь в отряде Кобзина.

Надя дружески протянула ему руку. Он охотно пожал ее.

— Значит, вместе?

— Вместе, — медленно отпуская ее руку, сказал Обручев и, не желая казаться излишне навязчивым, торопливо пожелал ей спокойной ночи.

Во время этого короткого разговора Надю что-то тревожило: ей казалось, что она должна была о чем-то спросить студента, но о чем? В памяти какой-то мучительный провал. А спросить надо!..

— Сергей!..

Он оглянулся, ожидая, что она скажет.

Какие несуразные мысли лезут в голову Нади!

— Вы звали?

— Так, ничего, — и вдруг вспомнила: — Вы знаете Стрюкова?

Если бы Надя стояла ближе, она бы заметила еле уловимую тень, скользнувшую по лицу студента, увидела бы, как тревожно метнулись его глаза, но она была в другом конце комнаты. К тому же стоял полумрак.

— Вы говорите о своем хозяине? Нет, я его не знаю.

— А мне показалось... — Надя нахмурилась. — В общем чепуха.

— Нет, вы скажите, — стал уговаривать ее Обручев. — Я просто заинтригован.

— Когда я сейчас шла с ним, мне почудилось, будто вы с ним поздоровались.

— Так это был Стрюков?! — разыгрывая удивление, спросил Обручев. — Скажите пожалуйста! И он прямо к комиссару? Да, да, я, кажется, действительно с ним поздоровался. — Он вымученно улыбнулся. — Я его, знаете, за кого принял? За одного из штабных работников отряда. Да еще рядом с вами... Похоже на анекдот.

— Хорош работник! — рассмеялась Надя.

Ответ Обручева был настолько правдоподобным, что погасил в ней все сомнения.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Глава первая

Положение в Южноуральске становилось все напряженнее: те небольшие продовольственные запасы, которые были созданы в результате изъятия излишков у зажиточной части населения, подходили к концу. Во всем городе работали всего лишь две булочные, одна на Губернской улице в центре города, вторая — в деповском поселке, но и они торговали хлебом с перебоями. В одни руки отпускали не более двух фунтов. У булочных выстраивались такие очереди, что иногда доводилось ждать по нескольку суток. В очередь многие приходили с детьми. Давно не было ни спичек, ни сахара, ни керосина; исчезла соль. Зато наживались спекулянты, бойко шла торговля из-под полы.

Ночами город погружался в темноту, и если раньше всего лишь несколько десятков фонарей горели в центре, то теперь с наступлением сумерек тьма окутывала и Губернскую улицу. Бывало, в мирное время горожане ставили на подоконник одного из окон, выходящих на улицу, небольшую лампешку или зажженный фонарь, и улица казалась живой, бодрствующей; теперь же нигде таких добрых огоньков не было, потому что окна наглухо закрывались ставнями, да и жечь стало нечего — в домах потрескивала лучина или мигали крохотные огоньки лампад да коптилок. Заснеженные улицы рано пустели и поздно просыпались.

В городе все чаще стали поговаривать о ночных грабежах, зверских убийствах и насилиях. Старательные шептуны передавали из уст в уста, что все это дело рук красных, что и хлеба-то нет из-за них! Был хлеб, так вывезли в Москву и в голодающий Питер, отослали во вражескую Германию, за то, что там выпустили из тюрьмы большевика Ленина. Большой выкуп взяли германцы за Ленина! Придется теперь выплачивать и не год и не два...

По ночным улицам города метались конные красногвардейские дозоры. Если вначале, после введения чрезвычайного положения, бандитизм и грабежи поубавились, и можно было думать, что беспорядкам конец, то вскоре ночные происшествия опять участились, вызвав новую волну кривотолков, тревожную настороженность.

Южноуральск остался без топлива.