Крылья голубки

– В данный момент не имеет значения, – ответствовала миссис Стрингем, – что вы знаете и чего не знаете о моем мнении, ибо вы всегда это выясняете в следующую же минуту, а стоит вам это выяснить, моя дорогая, вы никогда не находите это в самом деле достойным внимания. Но вот что мне хотелось бы знать, – тут же задала она вопрос, – не слышали ли вы о нем от мисс Крой?

– О мистере Деншере? Никогда ни слова. Мы о нем не упоминали. С какой стати?

– Что вы

о нем не упоминали – это я понимаю; но то, что ваша подруга о нем ни слова, – произнесла Сюзи, – может кое-что значить.

– Может значить – что?

– Ну, – тотчас же ответила ей миссис Стрингем, – вам многое станет понятно, если я скажу, что Мод просит меня подсказать вам, что, вероятно, лучше будет пока не говорить о нем: то есть не говорить о нем с ее племянницей, во всяком случае, если та не заговорит о нем с вами первой. Однако Мод полагает, что она не заговорит.

Милли была готова обещать все, что угодно, но что касается фактов – насколько они оказались им известны, – все это звучало довольно путано.

– Это потому, что между ними что-то есть?

– Да нет, как я понимаю, но Мод склонна осторожничать. Она чего-то опасается. Или, может быть, вернее будет сказать, что она всего боится.

– Вы хотите сказать, – поинтересовалась Милли, – что она боится, как бы они не… гм-гм… понравились друг другу?

Сюзи глубоко задумалась, затем извергла из самой глубины:

– Мое милое дитя, мы с вами блуждаем в лабиринте.

– Ну конечно же! – воскликнула Милли в странной веселости. – Это-то и забавно! И не говорите мне, – добавила она, – что здесь нет пропастей. Мне нужны пропасти!

Приятельница смотрела на нее во все глаза – подобные случаи бывали нередки, – может быть, чуть напряженнее, чем на поверхностный взгляд требовало событие, и кто-то другой, присутствовавший при этом, мог бы задуматься над тем, к какому из собственных тайных соображений нашей доброй дамы отнести речь Милли. Нет сомнений, что она была весьма склонна счесть слова ее юной спутницы симптомом приписываемой девушке болезни. Тем не менее ее высочайшим законом было проявлять веселую легкость, когда веселую легкость проявляла ее подопечная. Она умела быть приятной новой приятностью на старинный манер, наша великолепная бостонская женщина; именно это сделалось ее счастливой нотой в журналах, а Мод Лоудер, для которой манера Сюзи и правда была внове и которая никогда не слышала ничего, даже отдаленно похожего, высоко ценила ее, благодаря этому, как удачную возможность приятно развлечь общество. Ее умение и сейчас вряд ли грозило ее подвести; фактически с ним она могла встретить лицом к лицу почти все, что угодно.

– Ах, тогда давайте надеяться, что мы измерим глубины – а я готова к самому худшему – и горя, и греха! Но Мод хотелось бы, чтобы ее племянница – нам ведь это известно, не так ли? – вышла замуж за лорда Марка. Разве она вам не говорила об этом?

– Кто? Миссис Лоудер?

– Да нет, Кейт. Не может же она не знать об этом?