Крымская война

В Париже Наполеон III с восторгом встретил решение английского правительства. Он ведь и сам неоднократно выступал с идеей вторжения в Крым. Теперь же, после фиаско в Добрудже, Франция больше, чем когда-либо, жаждала военной победы. Император одобрил резолюцию Англии и направил соответствующий приказ в штаб объединенных войск в Варне. Этот документ предписывал осуществить вторжение в Россию, но определение даты начала операции оставлял на усмотрение объединенного командования.

Глава 12

На Крым!

Когда известие о принятых в Париже и Лондоне решениях достигло Варны, там немедленно собрался военный совет, чтобы разработать план дальнейших действий. На совете присутствовали высшие офицеры обеих армий: маршал Сент-Арно, лорд Раглан, адмиралы Гамелен, Дандас, Лайонс и Брант.

В британском лагере настроение в войсках к этому моменту достигло низшей точки. Люди страдали от депрессии. Большинство солдат находились на Востоке уже более четырех месяцев и еще ни разу не видели русских. Они изнывали от безделья и тоски. Водившаяся здесь в изобилии дичь — косули, кабаны, фазаны — исчезла, ее перестреляли томившиеся от скуки охотники. Пища не радовала качеством, и ее едва хватало. «По мнению врачей, фунта мяса в день недостаточно для мужчины при таком климате, к тому же в мясе мало желатина, и его питательная ценность оставляет желать большего, — писал Уильям Рассел. — Кроме того, с течением времени хлеб, получаемый из пекарен Варны, становился все темнее, кислее и хуже пропеченным». Солдаты поглощали огромное количество неспелых абрикосов и других фруктов, что приводило к диарее, ослабляло людей и содействовало распространению холеры. Температура в тени превышала тридцать пять градусов, и предусмотренные регламентом физические упражнения люди могли выполнять, только сбросив тяжелую амуницию.

В интересах санитарии французские подразделения каждые две недели меняли место лагеря. Это не только давало людям полезное занятие — сама смена обстановки и пейзажа благоприятно сказывалась на настроении. Англичанам повезло меньше: в британской армии забота о санитарии считалась делом второстепенным. Английские палатки были громоздкими, вместе с военными там жили жены и любовницы, и все это затрудняло свертывание и развертывание лагеря. Кроме того, багаж британского офицера занимал значительно больший объем, чем личное имущество его французского коллеги того же звания. Французский офицер, пишет Уильям Рассел, «постоянно носит свой мундир, в то время как всем известно, что истинный британский солдат чувствует себя обделенным без гражданской одежды. Ему не обойтись без шляпы, костюма для охоты, халата и фрака, а также раскладной ванны и дюжины-другой рубашек разных расцветок и фасонов. Француз всем этим себя не обременяет».

Пожалуй труднее всего в лагере приходилось женщинам, хотя от них слышалось меньше всего жалоб. Согласно «королевскому регламенту» в британской армии того времени на каждые сто мужчин (исключая офицеров-резервистов) могло находиться шесть замужних женщин. Они имели вполне официальный статус, для них и их детей выделялись места в казармах, дети к тому же могли посещать полковую школу. Однако для экспедиционного корпуса, отплывшего из Мальты, количество женщин на сотню мужчин не должно было превышать четырех, а поскольку детей брать с собой не разрешалось, то женщин в Варне оказалось еще меньше, чем допускалось правилами. Разделяя лишения своих мужчин, мучаясь от болезней, они стряпали, стирали белье, чинили одежду. Почти ничего не получая за свой труд, они, чтобы выжить, были вынуждены попрошайничать и рыться в отбросах в поисках пищи. «Наибольшее сострадание вызывают женщины, — писал лейтенант Хайлендской бригады Стерлинг, — несчастные, униженные создания». «Их нравственность неустойчива, они уступчивы и легко поддаются соблазну», — замечает другой наблюдатель. По словам военного министра герцога Ньюкасла, «это была общая беда».

Впрочем, жены офицеров жили в относительно благополучных условиях на удалении от лагеря — в Пере[99]

или Константинополе, а кое-кто даже на яхтах своих мужей. Небольшая флотилия таких судов, иногда просто роскошных, следовала за войсками вдоль побережья Черного моря, создавая для немногих избранных вполне комфортный «дом вдали от родного дома». Мадам Сент-Арно, к примеру, жила в Пере и с отменным вкусом устраивала у себя приемы для l' élite des dames[100]. А любительница острых ощущений леди Фанни Дьюберли повсюду следовала за своим мужем — даже на поле боя. Вот что она пишет в письме к приятельнице: