Крымские «армагеддоны» Иосифа Сталина

Из воспоминаний современников известно, что в первые дни турне делегации ЕАК Маргарита Конёнкова представила Михоэлса и Фефера лично Элеоноре Рузвельт[338], жене президента и возвеличенной меценатке еврейского народа. При публичных выходах ее нередко сопровождали представители семейств – владельцев Федеральной резервной системы США и основателей-управителей «Джойнта». Большинство стариков уже покинули этот мир, но молодые Варбурги, Ротшильды, Шиффы, Лебы, Куны продолжали дело своих отцов. Как раз в 1943 г. у них шла активная работа по подготовке к внедрению в мировую экономику долларовой валютной системы, что вскоре и произошло на Бреттон-Вудской конференции (июль 1944 г.).

Правомерно предположить (документально доказать это невозможно, поскольку господа миллиардеры редко засвечиваются на публике), что именно на аудиенции у Элеоноры Рузвельт Михоэлс прошел визуальную проверку у американских банкиров и оценен был положительно. Вряд ли ему удалось актерством пустить пыль в глаза столь искушенным дельцам – их финансовые системы говорят о необыкновенных чутье и прозорливости хозяев. Советский посланец однозначно был понят таким, каким был на самом деле!

А дальше произошел странный случай, о котором редко пишут и никогда не обсуждают. Однажды во второй половине дня, когда Михоэлс и Фефер шли по улице Нью-Йорка, к ним подъехал автомобиль. Михоэлс молча заскочил в него и укатил неведомо куда, оставив Фефера в полной растерянности и испуге. Как режиссер объяснил эту отлучку компаньону, а позднее в ведомстве Л. П. Берии, для нас покрыто мраком истории.

Дальнейшие события весьма любопытно проанализированы в статье Г. В. Костырченко. В целом автор агрессивно бездоказателен в своих рассуждениях, впрочем, как равно агрессивно бездоказательны авторы, с которыми он полемизирует. Там, где исследователь вынужден оперировать исключительно гипотезами и косвенными данными, вряд ли стоит требовать доказательств. Достаточно удовлетвориться предположениями. Факты, рассмотренные Костырченко в цитируемом фрагменте, подтверждены документально, но и предположения любопытны и представляются мне оправданными. Единственное – в свете выше сказанного, я бы отказался от «спонтанных» идей, «случайности» встреч, «непродуманности» или «резкости» высказываний по крымскому вопросу в присутствии советского генерального консула и прочих «вдруг» и «самовольных решений и предложений», которыми «обманулся» Михоэлс и т. д. Можно не сомневаться, что все было продумано, обусловлено, подготовлено и объяснено интеллектуальной обслугой хозяев Федеральной резервной системы США, в том числе и джойнтовцем Дж. Н. Розенбергом. Причем игра велась на «благодарную публику» с участием посвященного в нее Михоэлса. «Благодарной же публикой» стали ничего не ведавшие и принимавшие все разговоры за чистую монету сексот Фефер и разведчик Киселев.

Цитирую: «Вместе с тем есть все основания полагать, что превращение “крымского проекта” из неясной идеи, спонтанно возникшей в головах руководителей ЕАК, в насущную, жизненно важную и конкретную цель произошло только в ходе триумфальной поездки посланцев советского еврейства по Америке. Во многом этому способствовали встречи Михоэлса и Фефера с Джеймсом Н. Розенбергом… горячим сторонником проводившейся при поддержке советского правительства еврейской сельскохозяйственной колонизации Крыма. До появления на горизонте Биробиджана территория Крыма официально рассматривалась как наиболее подходящее место для еврейской автономии.

Розенберг прежде не встречался ни с Михоэлсом, ни с Фефером. Познакомились они, таким образом, только летом 1943 года в Нью-Йорке. Правда, не известно, в какой именно день. На предварительном следствии Фефер показал, что это случилось в конце июня 1943 г., хотя позже, на процессе, называл уже 8 июля, уточнив, что встреча состоялась на нью-йоркском стадионе “Поло-Граунд” сразу по завершении массового митинга солидарности в честь посланцев Москвы. Возможно, Розенберг после митинга пригласил новых знакомых на свою загородную виллу, где, по словам Фефера, за обедом и произошел первый разговор о Крыме. Несмотря на то что Фефер, возможно, перепутал день этой встречи (прошло ведь шесть лет), достоверность того, что она состоялась, в общем-то не вызывает сомнений. И хотя беседа на вилле носила неофициальный характер, при ней присутствовал и советский генеральный консул Е. Д. Киселев[339]

, взявший на себя обязанности переводчика.

Никто, кроме Фефера, на процессе по “делу ЕАК” уже не мог поведать о личных встречах с американцами в 1943 г. Опираясь, за неимением лучшего, на его досудебные показания (предварительно очищенные от тенденциозной редактуры следователей) и на сказанное им затем перед судом, попытаемся реконструировать беседу, состоявшуюся шестьдесят лет тому назад в загородном доме американского миллионера-благотворителя.