Но почему-то он не прогнал его от прилавка, интуиция подсказала бывалому рыночному коммерсанту, что не зря тот трется возле картошки, не зря. Точно ведь хочет предложить на что-нибудь сменяться! Такого прогонять нельзя! Такой недоумок может принести и золото, и сменять его «на пожрать» по смешному курсу. И потому Иванов, продавая картошку, терпеливо ждал, когда «интеллигент» созреет.
Наконец, когда Иванов уже сворачивал пустой мешок, собираясь отправляться за четвертым; мужик в кепке и треснутых очках решился. Подошел и, неуверенно заглядывая Иванову в глаза через мутные линзы очков, вполголоса, робко спросил:
— А вы… Вы только продаете, или меняете тоже?…
«Ну, наконец-то!» — подумал Иванов, и ответил:
— И меняю, дорогой, и меняю. Смотря на что. А что у тебя есть?
Иванов испытывал неизбывное чувство превосходство над этим городским недоумком, не умеющим даже прокормиться, — это в нынешнее-то время, когда, как и всегда на сломе эпох в кризисы, и создавались состояния. Кроме шуток, Иванов имел очень большие планы по развитию бизнеса. Давно пора не самому таскать мешки, а нанимать людей; а лучше — вообще обращать в рабство, — он слышал про такое. А самому с ребятами, — только организовывать и контролировать, как и положено у настоящих бизнесменов.
Иванов смерил «интеллигента» оценивающим взглядом, — а ведь подумать, вот козявка, очочки треснутые, фигней перевязанные, взгляд заискивающий, — а сам, вроде, здоровый, плечистый. Вот таких вот и хорошо бы в работу. Чисто за жратву — еще и рады будут, что им в городе, без жратвы-то, ловить?
— Ну, показывай!
Но мужик, против ожидания, не полез в карман, чтобы достать какое-нибудь обручальное колечко, как ожидал Иванов, или женины золотые сережки; а перегнулся через прилавок и шепнул Иванову в подставленное ухо:
— Оружие у меня! Вот. Обрез. Меняю.
Иванов отстранился, и с недоверием посмотрел на «интеллигента». Откуда у этого лоха обрез? И знает ли он настоящую цену оружию? Оружие сейчас ценилось превыше всего, превыше золота, — тем более на селе. Неужели вот он, — золотой шанс?…
— Ну и?… Где он, твой обрез? — нарочито небрежно, недоверчиво-пренебрежительно, спросил Иванов.
«Интеллигент» вновь чуть не лег животом на прилавок и зачастил вполголоса:
— Вы же знаете, вы знаете — это же запрещено! Да. Запрещено. Настрого. За это сурово наказывают. Мы и не имели. Но тут — случайно. Сосед умер. А у него — было. Он охотник был, у него два ружья было. Одно он сдал, а второе… Не сдал. Сделал обрез — чтобы обороняться. А теперь он умер. Да. Заболел и умер. Мы за ним и ухаживали. Надо бы сдать… Я знаю, что надо, — но… У нас давно кушать совсем нечего, — он сглотнул слюну, на шее дернулся кадык, — Вот я и подумал, может быть вам надо?… Я бы поменял на картошку! Но не меньше, чем на мешок!
«Во лох!» — радостно подумал про себя Иванов, — «Не меньше чем на мешок». Да за исправный обрез можно десять мешков просить, а то и все содержимое ивановского фургона, — оно того стоило. В деревне за обрез можно было из мужиков хоть кровь пить; да и не продавать — самому бы пригодился, в запас! Сам Иванов жалел пилить свою «Мурку».
— Ну, дык покажи, где он у тебя? — нарочито небрежно и недоверчиво спросил Иванов.
— Сейчас-сейчас! — заторопился мужик, отвернулся, и кому-то призывно замахал рукой. От тусующихся по базару покупателей и просто интересующихся отделилась пара — молодой крепкий пацан лет 17-ти в новенькой светло-бежевой щегольской кожаной курточке, и худенькая, но весьма «фактурная» рыжеволосая девушка лет 20-ти, тоже модно и со вкусом одетая.
— Это — мои, — шепнул мужик Иванову, — У них, значит. Чтоб с собой не носить. Мало ли что!
Иванов подозрительно оглядел их. Че-то больно чистенькие, аккуратненькие… Впрочем… Интеллихент же! «Фсе для детей», хы!
Подошедшие парень с девчонкой притащили с собой спортивную сумку и поставили ее на прилавок. Мужик расстегнул молнию. Воровато оглянувшись по сторонам, не видит ли кто, Иванов сунул туда руку и заглянул. Да! Отличный обрез — вертикалка! Двенадцатый калибр! То, что надо. Можно вполне затолкать сзади за пояс, под куртку — и никто не обратит внимания; а то таская в одиночку, хоть и не издалека и днем, картошку, Иванов постоянно чувствовал свою незащищенность в этом процессе. Да, решено! То, что надо!
— Неисправный, небось? — как можно более небрежно бросил он мужику.
— Что вы, что вы, Николай Петрович был очень тщательным человеком, и за своими вещами ухаживал! У него не могло быть неисправного ружья! Хотя мы, конечно, не проверяли… — снова затарахтел интеллигент, поминутно поправляя очки, съезжавшие на кончик носа. Видно было, что перспектива получить мешок картошки за этот обрез целиком его захватила.
— А патроны?? — сварливым тоном спросил Иванов. Он уже видел вожделенный обрез своим.
— Патроны… — упавшим голосом сказал очкастый, — Патронов только пять штук… Больше мы не нашли…
«Не умеет торговаться, совсем дурак!» — презрительно подумал Иванов, и вслух сказал: