Крысиная башня

— А затем, чтоб этот коммерс сразу заценил, что курточка, — хорошая, и видно, что дорогая! Качественная. И, соответственно, захотел бы ее себе заиметь. То есть, что бы ни случилось, какие бы у них планы не были, — в Крыса стрелять бы не стали; во всяком случае, сразу. Да, представь себе, я и такой вариант развития событий в голове держал, — что коммерс захочет нас сразу и всех просто убить! Черт его знает из каких соображений! Может, он тоже, как и я, перестраховщик! Вот в этом случае курточка бы давала Крысу лишний шанс — что не будут ее ни рвать, ни пачкать. В любом случае потребуют сначала снять. А когда под курточкой наган в оперативной кобуре — это дает неслабый шанс! Понял?…

— Ну ты мозга, братан! Да… Могло так быть, да. А Эльку могли стрельнуть, нет?

— Ну, ты че? Такую фактуру портить? В фактурную девку точно бы стрелять не стали!

— Выходит, ты один рисковал?

— Да не… Что возьмешь с несчастного интеллигента, который последний раз матерился в пятом классе, ударив по пальцу молотком на уроке труда!

Оба засмеялись.

Тут вмешалась Лена:

— Олег, я в целом поняла, куда и как вы ездили. Получается, вы себя как наживку подставляли?…

Олег недоуменно посмотрел на нее. Он как-то и думать забыл, что его тут внимательно слушают, и не только сын с Толиком (Белка ушла спать, напоследок напомнив Толику, что «насчет обещанного она по-о-омнит!..»).

— Ну да. В общем, так и есть.

— И ты рисковал? В том числе сыном?!

Олег помолчал, переваривая сказанное; и взвешивая варианты ответа. Больше всего ему хотелось наорать: «Да! Дааа!!! Я сознательно рисковал жизнью сына, Белки и своей собственной!! Потому что время, когда можно было выжить „не рискуя“ — кончилось. Вообще! То есть и раньше, „до-всего-этого-бардака“ вообще не рискуя можно было только „выжить“, не больше; сейчас же „не рискуя“ выжить нельзя ВООБЩЕ, вернее — уровень выживания таков, что лучше сразу сдохнуть: рабство. Рабство в „сельскохозяйственной коммуне“, или рабство у разворотливого мужичка. Да и в обоих случаях это не выживание, — это оттягивание смерти — от голода, от болезни, из-за прихоти охранника или хозяина… Чем риск смерти хуже такой участи, чем??»

Но, как- то быстро, подсознательно прогнав в голове варианты ответа, и дальнейшее развитие «разговора», ответил проще и короче:

— Да.

И налил себе еще рюмку.

— Бать, не сопьешься? — подмигнул Крыс. Толик встал, потянулся, и со словами «Пойду-ка я… Эльку проведаю… Заверю ее в моем обещании еще раз…», подмигнул Олегу с Крысом и вышел.

Крыс нахально остался, сделав вид, что пьет чай. Он прекрасно по опыту уже знал, что будет в результате, — разборка, ничего хорошего, но… Как бы чего не вышло. Батя потихоньку, рюмка за рюмкой, уже ополовинил бутылку коньяка; и хотя, как обычно, опьянение у него выражалось только в конкретном покраснении лица и чуть дрожащих руках, а также — обычно — в желании поговорить, но… День сегодня был того… как сказать? Нетривиальный. — Во!

Васильченки о чем-то шептались, прихлебывая горячий сладкий чай; в углу, где почти не доставал свет свечей и светильника.

— А если бы?… А если бы они отдали тебе то, что ты просил? Ну, сменялись бы? Честно?

— Такого по определению не могло быть.

— Ну а если? Вы бы… Ты бы их все равно ведь ограбил?

— Я-ни-кого-не-грабил! — сказал Олег с расстановкой, — Да, я подставился. И подставил ребят — как наживку. А ограбить пытались нас. А мы лишь защищались. Да! — он остановил отстраняющим жестом Лену, изо рта которой уже готовы были вылететь обличения и обвинения, — Да! Если ты настаиваешь, пытаешься все привести к той морали, которая больше не существует, к тому, черт побери, уголовному кодексу, который приказал долго жить, — то да. Мы ограбили их. И это… Как там?… Насильственно лишили свободы. И, что интересно, ни грамма в этом не раскаиваемся — ни я, ни ребята…

— Ты еще про брата своего вспомни, — он-то уж точно не раскаивается!

— Да… Это точно. Так вот. Если на мгновение допустить такую вероятность, что этот… Иванов. Иванов бы решил у нас честно купить обрез, — за мешок картошки, как я предлагал! — он бы нас никуда не повел. Принес бы мешок и сменял. Или договорился бы, чтобы мы подошли на следующий день. Но он хотел с нас поиметь — и не только обрез. Вообще…

Олег потер лоб. День был трудный, нервный, да еще выпил. Мысли путались. Подкатывало раздражение на идиотские вопросы.

— Если бы вдруг он захотел честно сменяться, я бы его грабить не стал. Зачем? Вокруг масса сволочей… С которых можно поиметь… Зачем грабить честного человека?… Тем более — убивать? Это нехорошо…

Он вдруг пьяненько захихикал:

— Иванов — честный… Этот плешивый пройдоха, со своим племянничком, который с папашей двух стариков из их машины выкинул, а с этим дохлым жиртрестом — честный?… Хи-хи-хи… Да он вообще забыл, что такое вообще делать «честно»! Он посрать-то честно не сходит!..

— Постой, вы и убили там кого-то?? — воскликнула Лена.