Крысиные гонки

— Я вот с Хокинсом решил зайти, тебя проведать… Да, мальчик пусть пойдёт погуляет…

Витька мотнул подбородком, и Селёдка скрылся за дверью. Хокинс тоже не появлялся, были они теперь с БорисАндреичем в комнате одни. Как-то даже проще стало — не надо было что-то из себя изображать… И потому Витька особо не переживал, что голос его дрожал:

— А чо?.. мы ничо. Ага, сидим вот, базарим. Эта… дела планирую.

Борис Андреевич был в той самой куртке — тёплой, полувоенного покроя, что в своё время на дороге сняли с таможенника. Хорошо тогда взяли — шоколад, сгущёнка. И курточка хорошая, тёплая, зимняя — правда, с белесым пятном, где бабка кровь застирывала потом. Только её БорисАндреич так и забрал. Вот так вот по-простому — забрал и всё. Без объяснений. Да пох, в общем-то — у Витьки теперь классный натовский бушлат. Не хуже этой курточки. Вон висит… Витька дорожил им, потому не весил в прихожей — могут, могут, суки, и спереть; свои же; и потом хоть расстреливай всех — концов не найдёшь; были в дружине уже пре-це-ден-ты… А бушлат хороший, почти новый.

Оно и мыслей-то таких не было — так, мельком прошелестело что-то в голове при виде такой знакомой куртке на старосте, — но, чёрт побери, как-то передалось ему, что ли? — он тут же уставился на военный бушлат на стене, потом перевёл взгляд на Витьку, на штаны.

— Витя, а я и не заметил. Ты, я гляжу, приоделся опять? Где взял?..

— Ээээ… — Витька лихорадочно соображал, — Да где… Да там же…

— «На дороге»?

— Ну да… то есть нет! — Витька успел сообразить, что объяснять при каких обстоятельствах он вдруг обзавёлся двумя десятками комплектов формы будет затруднительно, — Так… подогнали!

— А кто «подогнал», Вить? — продолжал допытываться староста, и тут же заметил лежащий на диване рядом с Витькой пистолет, — А это что?

— Маузер!.. — глупо сообщил Витька.

— Я вижу, что не аркебуза! — поморщился на глупость Борис Андреевич и взял пистолет в руки. Повертел, прицелился в окно; продекламировал:

— Тише, ораторы!Вашеслово,товарищ маузер.

Довольно жить законом,данным Адамом к Евой.Клячу историю загоним.Левой!Левой!..

— Занятная вещица! — староста колупнул ногтём то место на патроннике, где дырка была заварена, потом грубо зашлифована; поднёс пистолет к носу, зачем-то понюхал:

— Ты его что, подсолнечным маслом смазываешь, что ли?..

— Когда как… Когда и подсолнечным.

Староста бросил пистолет обратно на диван; кивнул:

— Я всегда знал, что ты дурак, Хронов!..

Витька только сглотнул. Сейчас, без посторонних, ему были пох БорисАндреича «определения». Он беспокоился только за амбар и за погреб. Вот принесло его!.. Нет бы потом… потом, когда нибудь!..

Когда «потом» Витька сам себе сказать не мог; собственно, он понимал, что пропажа откроется; но в силу наплевательского отношения к жизни как-то предпочитал думать, что если «потом», то «оно само как-нибудь рассосётся!» Потому и посылал нах все эти «делегации» что «есть нечего!..» Кого это волнует! Но вот старосту, БорисАндреича, не пошлёшь… Может, он не потому и пришёл?.. Может, так…

И потому Витька охотно поддержал разговор — да о чём угодно, лишь бы не о пустом амбаре и погребе!

— А чо дурак-то, Борис Андреич?.. эээ, Хозяин! — он помнил, что БорисАндреичу нравилось, когда его Хозяином называют; прошлый раз, наверно, только из-за этого Витьку и не запорол ножом!..

— Смазываю же!

— Нельзя подсолнечным, дебил! Моторов, что ли, в деревне мало, отработки слить не можешь, кретин? Впрочем, что с тобой говорить… не за этим я здесь. Пошли-ка в амбар сходим. В погреб. Одевайся давай.

Витька обмер. Вот оно… Бляяяя…

Одеваясь, натягивая сапоги; всё пытался сообразить, как отмазываться… За всё это время ведь так и не придумал…

Оделся. Подпоясал бушлат хорошим, милтековским ремнём; повесил через плечо обшарпанную деревянную кобуру с маузером. Заметил, кстати, что и у старосты куртка топорщится, и видна из-под полы кобура Антонова Стечкина… ой, бля, что будет!..

Проходя через комнату, где ютились возле печки «все остальные» — сама бабка, её родственники с дитями, воровато глянул не видит ли БорисАндреич, и сунул в карман прямо из кастрюли несколько холодных вчерашних картофелин. На край — подумалось — в схрон. Где отсиживался осенью, когда так-то вот староста бушевал… Хотя сейчас там всё снегом засыпало…

— Ключи взял? — сразу отрубил зыбкую надежду протянуть время на «забыл ключи» староста, — Я, Вить, тебе при себе велел держать, помнишь?

— А? Ну да, ну да, взял…

Чёрт. Зачем сказал что взял. Надо было сказать, что потерял. Ну и — что кто-то нашёл, и «всё украл»! Хотя сам понимал, что со старостой такая детская отмазка не пройдёт…

Похрустывая снежком, посматривая по сторонам, дошли до «площади», как теперь называли площадку рядом с бывшим правлением, бывшей конторой, бывшей общагой коммунарок — теперь казармой «дружины». Над трубой лениво вился дымок. Дежуривший у входа боец, заметив их, юркнул внутрь — явно с шухерным «Атас, братва, Харон со старостой!..»