Это было первым крупным провалом РАФ. Как раз тогда обострились отношения между Баадером и Малером. Совестливый Малер не одобрял безрассудного экстремизма Баадера, ведущего к жертвам и панической дестабилизации общества. Он требовал более взвешенных действий, в первую очередь пропагандистских, и в конечном счете поиска компромисса с властями. Особенности ареста Малера при том, что Баадер и Энсслин не явились на встречу, вызывали подозрения. Их удалось снять, когда некоторые незасвеченные члены РАФ посетили Малера в тюрьме, и он убедил своих товарищей, что Баадер чист. Под подозрением оказался еще один член организации — Ханс-Юрген Беккер, тот тоже не появился на встрече и вообще исчез на несколько дней.
Несмотря на аресты, к концу 1970 года РАФ оставалась мощной организацией. Она обладала обширной сетью конспиративных квартир, автомобильным парком, включавшим в себя несколько десятков угнанных машин, крупными суммами наличных денег, оружием и фальшивыми документами. Но самое главное состояло в том, что рафовцы пользовались большой популярностью и поддержкой значительной части населения Западной Германии. У них были основания заявить, что террором они выражают мнение части общества. 15 января 1971 года террористы совершили очередной налет на два банка в Касселе. Добыча составила 114 715 марок. Как всегда, налетчики использовали машины «БМВ-2000», угнанные во Франкфурте накануне, одна из машин была обнаружена полицейскими спустя несколько часов после налета.
Как ни странно, на первый взгляд арест Малера сделал организацию сильнее. В тюрьме оказался один из двух главных оппонентов Баадера, и теперь Андреас мог проявить себя в полную силу. (Другим была Ульрика Майнхоф, но ее мнение теперь мало что значило.) Бесспорно, Баадер являлся одним из самых известных европейских террористов. Он демонстрировал редкое хладнокровие, мужество и целеустремленность. Это — циник, авантюрист и в то же время прекрасный организатор, обладавший редким умением находить нужных людей. Одной из таких находок стал франкфуртский скульптор по металлу Дирк Хофф. Дирк попал в поле зрения Андреаса в декабре 1971 года. У него была собственная студия, где можно было наладить производство бомб и ручных гранат. Баадер подослал к Дирку члена организации Хольгера Мейнса. Мейнс (выпускник Немецкой академии кинематографии и телевизионной академии Западного Берлина) представился кинорежиссером и проявил интерес к изготовлению бомб и фанат для съемок фильма о деятельности бандитской группировки, специализирующейся на ограблении банков. Тема была актуальной. Дирк согласился помочь и получил заказ. Когда истинные цели заказчика проявились, Дирк не стал особенно огорчаться. Он уже запутался в обязательствах (в первую очередь денежных), и его самолюбию льстило участие в столь известной организации. О результатах использования своих снарядов он особо не задумывался. В своей франкфуртской квартире он хранил более 100 килограммов различных химикатов и взрывчатых веществ, необходимых для изготовления оружия. Дирк даже снискал себе славу создателя так называемой бейби-бомбы. Металлическое полукруглое взрывное устройство при помощи специальных ремней крепилось к плечам женщины и было спрятано под платьем на уровне живота. Со стороны женщина выглядела беременной и, рассчитывая на предупредительное отношение к себе (в том числе охранников и полицейских), могла незаметно пронести бомбу к намеченному месту взрыва и, отстегнув ремни, оставить ее там.
К этому времени (к концу 1971 года) РАФ ожидал новый раскол. Майнхоф требовала ограничить безоглядное использование террора и предложить властям перейти к переговорам. Заслужив «авторитет», РАФ, безусловно, могла стать рупором определенных общественных настроений и добиться политического успеха. Такой путь был, по мнению Майнхоф, вполне реальным. Более того, он оправдывал применение в прошлом террора как необходимого политическом инструмента и демонстрировал желание отказаться от него как только будет достигнута база для переговоров и надежда на взаимопонимание. Такая позиция вполне соответствовав взглядам Майнхоф, испытывавшей серьезные сомнения и угрызения совести в правильности революционной стратегии организации. Но Баадера было уже не остановить. Это была особая жизнь на грани максимального риска, восхищение сторонников и власть над ними, революционная романтика, требования равенства и справедливости и вместе с тем блага, которые может предоставить за деньги современное капиталистическое общество. Чем он мог доказать свою правоту? Сплочением своих сторонников и все новыми успехами на выбранном пути.