Кто я?

Несмотря ни на какие мысли, я продолжал шагать вместе с процессией, затесавшись в задние ряды. Надо же, а я ещё считал себя здравомыслящим человеком. Рисковать ради неизвестного человека? И чем? На кону ведь не деньги, а кое-что более ценное. Тем не менее противиться силе, толкавшей вперёд, я не мог. Ближе! Нужно подобраться ближе!

Тут будто кто-то переключил каналы, и в девушку, словно камни, полетели проклятия. Но и это не лишило ее хладнокровия, она по-прежнему шла дальше, влекомая путами, и сбивала шаг, лишь когда ее конвоирам начинало казаться, что это их ведут на костер.

Мне давно стало страшно. Будь у меня во рту деревяшка, я, наверное, с лёгкостью ее перекусил, а так лишь скрипел зубами. Не знаю, сколько длилась дорога, – мне показалось, что даже вечность для этого слишком мала, – мы очутились на самой вершине. Здесь, вопреки ожиданиям, могло вместиться довольно прилично народу, холм наверху оказался плоским, как будто специально подготовленным для такого рода зрелищ и представлений.

В самом центре стояла странная конструкция, собранная из бревен, одно из которых концом упиралось в небо. И все это ради одного человека?! Да здесь можно сжечь полдеревни! Квадратная площадка была размером с хорошую сцену, на которой без стеснения провела бы концерт любая из известных мне групп. Туда-то ее и вели.

Подталкивая тупыми концами копий, девушку затолкали наверх по лестнице, размер которой не слишком-то подходил для такой площадки. Вдобавок на ней отсутствовали перила, так что подниматься следовало вдвойне осторожно. Впрочем, копейщиков вряд ли интересовала чья-то безопасность, кроме их собственной, а девушка неожиданно грациозно взлетела по крутым ступенькам, как будто поднималась на подножку украшенной золотом кареты, а не на эшафот.

Следом, кряхтя, забрался грузный, пожилой дядька в длинной рясе. Он недовольно зыркал по сторонам, поддерживая полы одежды, за ним полезли те самые ребята с копьями, вот кому опасный подъем оказался совсем нипочём: они улыбались и сыпали шуточками, правда, слов было не разобрать.

На площадке их уже ждали. Такой же человек в рясе, но гораздо моложе и явно ниже по рангу. Может быть в таком селе инквизитор? К стыду своему, я об этом не знал и спросить не успел, да и в другое время вряд ли бы мне пришло в голову об этом поинтересоваться. На кой лишняя информация? Теперь жалеть было поздно, а спрашивать местную публику – значило привлекать излишнее внимание: кто его знает, к чему приведет любопытство?!

Тем временем оба священника повели несчастную к вертикально установленному шесту. Она и не думала сопротивляться, ступая с такой улыбкой, будто ее провожают на бал. Я невольно восхитился выдержкой пленницы, а с другой стороны, что она могла сделать? Вокруг толпа народа, не убежать, не спрятаться. Разве что можно наколдовать что-нибудь убойное напоследок. Она же как-никак ведьма?!

Если это случится, позиция может оказаться небезопасной: я фактически прижат к сцене, благодаря своим усилиям пробившись к самому краю помоста, который оказался мне по шею. Впрочем, мысль мелькнула и исчезла, всем моим вниманием завладело происходящее.

Странно, но желающих взобраться на помост я больше не видел. С вызовом поглядывающие на толпу парни с копьями остались практически без работы. Они расхаживали по кругу, покрикивая на самых ретивых, иногда с угрозой потрясали оружием, но большего и не требовалось. Народ не то чтобы успокоился, вовсе нет, он замер в зловещем предвкушении. Все внимание толпы обратилось на пленницу. Вряд ли тут жгут женщин каждое воскресенье.

Я пребывал в смятении. Ощущение, что наша встреча отнюдь не случайна, глодало меня все сильнее. Что-то внутри требовало действий, разрушения зловещих замыслов, я был уверен, что должен вступиться за женщину, но все это вместе противоречило нарастающему чувству самосохранения, которое вязало язык и опускало руки. Как быть?! О, Господи, дай мне решимости! Я, наверное, первый раз за всю жизнь обратился за помощью к высшим силам.

Тем временем священники довольно уверенно закрепили пленницу у столба, и по их знаку из толпы, окружающей сцену, вылезли трое и принялись затаскивать наверх приготовленный заранее, связанный в аккуратные вязанки хворост. Вот и дровишки – дело точно идёт к развязке.

Если и предпринимать что-то, то нужно делать это сейчас. Я закрыл глаза: решаться или же отступить?! Жить ей, или мы умрем вместе? У меня еще оставался выход, хоть я и поклялся себе больше не умирать, но все-таки для меня это не фатальная смерть. Пленница же умрёт окончательно, и я ее потеряю. Но вспомнив, к чему приведет смерть, я отогнал эти мысли – повторения пройденного мой разум просто не выдержит.

Ну же!

Я выбросил вверх руку, чтобы привлечь внимание священников, хоть пока и не знал, что говорить. Пусть опять будет экспромт, хоть это и последнее средство, к которому следует прибегать, если речь заходит о жизни и смерти.