Кто я?

На моих глазах один из помощников пожилого священника притащил ведёрко воды и, испуганно оглядываясь на своего начальника, аккуратно плеснул пленнице в лицо, вода была ледяной, я понял это, потому что несколько капель угодило и на меня. Без толку, холодный душ не подействовал, она по-прежнему безжизненно висела на своих путах.

Священник, видя, что верное средство не действует, несколько раз ударил ее по щекам, но и это тоже нисколько не помогло. Он выругался сквозь зубы, затем вцепился ей в шею и с надеждой во что-то вслушивался, мусоля зубами губы.

– Сдохла, тварь! – наконец выплюнул он с бессильной яростью.

Его помощники съежились от страха; несомненно, такая скорая смерть ведьмы не укладывалась в планы их предводителя. Священник яростно огляделся, словно искал, кого бы посадить на ее место, при этом все присутствующие попятились, видно, им был известен этот пылающий ненавистью взгляд. Наконец он остановил свой бешеный взор на мне.

– Не радуйся, колдун, тебе не удастся меня обмануть! – Он, казалось, выплевывал каждое слово. – Ты будешь гореть слишком медленно и успеешь вспомнить о каждом своем грехе!

Я смотрел на своего палача и думал совсем не о том. Как так получилось, что этих двух связывало колдовство? Почему одна дала умереть другой? С какой стати они так похожи? Почему у одной отсутствовали эмоции, тогда как другую переполняют? И к моему удивлению, в них нет злобы, ненависти и страха, лишь досада и изумление. Может, передо мной тот случай, когда сестра уничтожает сестру, но с такими ли чувствами это делается?! И вообще, почему мои мысли сейчас о других, когда я вижу человека с горящим факелом над головой? Меня ждёт лютая смерть, а в голове ни одной мысли к спасению.

Что-то Оррик запаздывает… Неужто он не успеет на этот раз?

Факел приблизился: вот оно, пламя, в котором сгорят мои мысли. Вряд ли теперь мне суждено стать Врагом, о котором нет ни слуха в легендах, мне предстоит продолжить проклятую цепочку. Можно забыть о планах, тихой и безмятежной жизни, впереди меня теперь только огонь и смерть.

– Поджигай, чего ждёшь, – рявкнул священник. – А то из-за вас, того и гляди, и этот сдохнет со скуки!

Факел поспешно сунули под ноги, толпа взревела, я рискнул поднять голову и увидел гигантскую воронку прямо над головой, мне почудился гул, словно работает тысяча генераторов. Протяжное у-у-у впивалось в душу, так что я не чувствовал жара у ног, а между тем костер разгорался, и первые его языки уже пробовали ботинки на вкус. Черт, без них опять буду уткой, с сожалением усмехнулся я. Страх, как ни странно, уполз, словно змея в свою тёмную нору, оставив лишь весёлую злость. И эта злость со звоном столкнулась с воронкой, отчаянно заскрежетала, заискрила, забилась и выстояла… «Хоть умру не слюнявым дебилом», – мелькнула злорадная мысль.

В этот момент все потонуло в ослепительной вспышке.

Глава 8

Дальше я помню урывками: снова запах горелой плоти и вкус углей на языке, крики, дикий ор и завывание кругом, визг священника сбоку, пепельно-серое облако перед глазами, обезумевшие глаза, чья-то рука, как в популярном селфи, упорно тянущая меня куда-то, убийственный бег, ветки в лицо, падения, подъемы, кто-то ругается, как сапожник, меня вновь пинают, и снова безумный калейдоскоп в глазах, приправленный громом барабанов в ушах – сердце долбит, кажется, прямо в мозг.

Смена декораций: перед глазами маячит здоровенный солнечный заяц, словно я только что высматривал пятна на солнце. Людей вокруг больше нет, зато полно ощетинившихся ветвями кустов, злобно цепляющихся за одежду; мои колени вот-вот подогнутся от безмерной усталости. На удивление не хватает сил, поэтому мысли: «Я что, живой? А как же огонь?» – даются мне с превеликим трудом.

– Можешь передохнуть.

Прозвучавшие слова как будто выдернули заслонку из моей выдержки, тело враз лишилось каркаса, что удерживал в вертикальном положении, и я рухнул на землю, как топор, который, едва коснувшись воды, камнем идет ко дну. Не знаю, чего мне хотелось больше: отдышаться или отстегнуть ноги – они гудели, будто только что я одолел марафон за пару часов. Впрочем, если судить по общему состоянию, то сорок два километра оказались с нешуточным гаком, да и по пересечённой местности.

А нормально пробежались! С закрытыми глазами воображение работает лучше, поэтому легче представить детали, посмаковать нюансы. Вырвался! Отстукивающее бешеный ритм сердце, словно дикая птица, едва угодившая в клетку, успокаивалось, мысли ложились ровнее, одна за одной, а не сыпались, словно комья земли после взрыва. Чудеса случаются! Так и в Бога поверишь, и в провидение, и в кого угодно. Мне не слишком нравились крепкие выражения, можно по-другому выразить свою мысль, но в такой ситуации ругаться как сапожник – это нормально. Кстати, а ведь это не я ругаюсь, тогда кто…

– Вот дура! – сказано с чувством так, словно человек уже сто раз пожалел о содеянном и теперь говорит так громко лишь затем, чтобы вы знали, что этим званием он обязан исключительно вам.