Кто ищет, тот всегда найдёт

Есть люди, которые по-настоящему любят природу, и она отвечает им тем же, но есть и урбанисты, для которых ёлочка немыслима без новогодних игрушек, а берёза — лучшие дрова. К сожалению, последних расплодилось значительно больше, потому так и перенаселены города. Многим из них за каждым деревом чудится медведь, за каждым кустом — волк или тигр, в траве — сплошные змеи, и каждая ночёвка под комариное зудение — изматывающее испытание для взвинченной нервной системы. Для меня тайга с первого дня стала домом родным, в котором я чувствовал себя уверенно и безопасно, о чём можно судить хотя бы по случаю на скале. И поэтому, сидя на груде имущества и цепляясь за что попало, чтобы не сверзиться за борт качающейся машины, думал не о том, что ждёт впереди, а о том, что забыл сзади. Рядом, уперевшись ногами в передний борт, вольготно лежал Сашка. Несмотря на благие намерения, он быстро промотал бешеный зимний заработок и решил начать праведную жизнь сначала. Из кабины доносились весёлый говорок и хохоток Кравчука, отвлекающего шофёра от плохой дороги, а в кузове, кроме нас с Сашкой, ещё была накидана чёртова дюжина тел, живых и полуживых, остальные прибудут вторым рейсом. Если бы наша колымага с такой опасной загрузкой повстречалась любому милиционеру на ровной дороге посёлка, шофёр лишился бы прав. А здесь, на таёжном бездорожье, опасности не чувствовал никто: ни мы, ни шофёр. Для нас главным было — побольше загрузить и самим не остаться, а шофёру — стронуть родную с места. И, что удивительно, наш газик, днями-неделями простаивающий на ремонте в посёлке, ни разу не отказал в тайге. Вот что значит влияние настоящей природы. Я бы всех больных, особенно безнадёжных, вывез в тайгу на самолечение.

У перевальной избушки, что затаилась у реки, укачанных приезжих ожидали оба хозяина: серый, ещё больше заматеревший, Васька и постаревший от усталости профессор, превратившийся в полевой робе в Горюна. Он уже больше недели перевозил топографов, которые должны были подготовить вьючную тропу, переходы и броды через реку и ручьи, площадку под базовый лагерь и начать прокладку первых опорных магистралей. Так что ехали мы не пионерами на дикий запад, а на готовенькое.

— Вода в реке быстро прибывает, забереги и протоки интенсивно подтаивают, — поздоровавшись, обеспокоенно предупредил Горюн, — надо как можно скорее перебираться на ту сторону. Завьючиваемся сразу, — и пошёл за лошадьми.

Те выглядели ещё более заморёнными, чем хозяин. Им дико повезло с ним. Другой, одинаково равнодушный и к собственной, и к их судьбе, угробил бы, не мучаясь угрызениями совести, покрытой коростой, под сверхтяжёлыми вьюками на сверхразбитой тропе, лишь бы поменьше вкалывать. В тайге мне не жалко ни бичей, ни новичков — сам полез, сам с усам, но щемяще жалко умных, безотказных и безответных животных с выразительными глазами, в которых написано всё, умей только читать.

— Марта, — позвал я, увидев приближающийся караван, и умница, вспомнив того, кто не раз подкармливал вкусненьким зимой в конюшне, подошла и замахала головой, здороваясь. Ну как тут не ответить! Я торопливо развязал один из мешков и отдал две буханки свежего хлеба профессору. Тот коротко поблагодарил, прояснев на мгновение глазами, понюхал и спрятал в рюкзак. Ещё одну буханку слямала, не торопясь, любимица и благодарно потёрлась нижней челюстью о плечо. Остальным достались поровну оставшиеся три. Больше у меня хлеба не было. А я его и не люблю. Мне и сухари по зубам, особенно когда размочишь в чае со сгущёнкой. Наверное, в прошлой жизни я был лошадью. Недаром у меня такие длинные и быстрые ноги и постоянный зуд под хвостом, когда что-нибудь приспичит и приходится взбрыкивать, как на конференции. Вздохнув и осознав родство, достал синюю пачку рафинада и поделился с архигенетическими родственниками. Меня всегда бесит, когда кто-нибудь, обиженный взваленной на него непосильной работой, блажит, не задумываясь: «Что я, лошадь?!», как будто на лошадь можно валить без меры. И всегда хочется ответить: «Ты — хуже, ты — человек!» Может, потому мне так трудно ужиться в раздрайном людском табуне, что не так давно ушёл из лошадиного, где все равны и ни у кого нет ни передних, ни задних мыслей.

Опытный возчик с профессорским образованием прежде, чем уложить на спины лошадей груз, поднял каждый вьюк и каждый ящик сам, проверяя вес. Кому убавил, а кому прибавил, распределил по обе стороны хвостатых вездеходов и только после этого разрешил крепить ремнями, проверяя не только крепления, но и балансировку грузов. Повинуясь дельным распоряжениям, погрузились и закрепились в полчаса. Не рассусоливая, караван двинулся в путь. Осталось завьючиться как следует нам и догонять. Караулить оставшиеся вещи и встречать вторую волну работяг остался Кравчук. Его и уговаривать не понадобилось, за нас это сделала речка, куда он сразу же побежал с удочкой. А мы через 15 минут тронулись цепочкой, и замыкающим, как и полагается, шёл командир.