Кто ищет, тот всегда найдёт

Тропа, скоро отвернув от реки, приблизилась к ручью и потянулась вдоль него. Идти стало труднее. Мало того, что вверх, так ещё появились завалы, кое-как пропиленные-прорубленные топографами, и обнажились толстые корневища, обтоптанные копытами лошадей, а воздух наполнился прелой влагой и стал тяжёлым, душным. Потом покрылось всё, не буду уточнять, что конкретно. Шли, пыхтя и отдуваясь, долго и нудно, мечтая только об одном — о небольшой прогалине, где можно было бы передохнуть. Но её всё не было, и когда, кажется, дошли до ручки, вышли, наконец, на расчищенную от леса большую поляну по обе стороны ручья. Место выглядело мрачным, стиснутое со всех сторон высокими кедрами, елями и пихтами, разбавленными лиственницей, берёзой и клёном. В отдалении у самого леса стояли палатки топографов, недалеко от ручья догорал костёр, а на таганке громадный дочерна закоптелый чайник испускал из носика тонкую струйку пара. Горюн уже успел с Хитровым развьючить караван и пил чай с моим хлебом, густо накрытым тушёнкой. Развьюченные лошади смачно хрумкали овсом из подвешенных на мордах торб, а Павел Фомич готовил дрова. Вот мы и пришли на своё Эльдорадо.

Побросав рюки где попало, мы тоже потянулись к чайнику, ставшему на всё лето общественным мини-титаном.

— Мы придём поздно, — подошёл Горюн к моему распластанному на траве изнеможённому мускулистому телу с животом, переполненным половиной кружки кипятка с таком, — пустите ночевать?

С трудом сделав из себя прямой угол, я ответил по-профессорски:

— Почту за честь.

Он одобрительно ухмыльнулся и пошёл готовить транспорт ко второму походу за реку. А я, обременённый властью и, естественно, ответственностью, пересилил минутную слабость, которая у меня часто продолжалась часами, особенно по утрам в выходные дни, и поднялся.

— Кончай филонить. Ставим палатки, — и первым усиленно начал показывать пример, разбирая прибывший груз.

Кравчуковские геохимики, слава богу, потащились поближе к топографам, а мы своим геофизическим кагалом решили обособиться на другой стороне ручья, поодаль от бичевого сборища. Ставим три шестиместки и две четырёхместки. Подозреваю, что вместимость их определяли по числу тех, которых можно тесно уложить на полу между четырьмя пологами. Да и то, таких как я, длинномеров, поместится на одного меньше. А если поставить стол и печь, то лишних будет двое, а то и трое. Одна четырёхместная, старая и списанная, пойдёт под склад. Другая, новая, выклянченная у Анфисы, армейская, из настоящего брезента, пропитанного водоотталкивающей химией — моя, штабная. Ей сноса нет. А наши, геологические, сшиты тухлыми нитками по дешёвке из отходов хлопчатобумажной промышленности и тоже чем-то пропитаны, но вода этого не знает и спокойно просачивается. Истлевают они от дождя и выгорают от солнца, разъезжаясь по швам в первый же сезон, хотя срок им установлен умными дядями из Министерства в 10 лет. Туристические палатки и те много лучше.

Решено и подписано: со мной будет жить Илья Воронцов, самый наш опытный оператор-таёжник. Правда, сегодня ему придётся уступить потенциальное удобное местечко профессору, но, думаю, только на одну ночь. Горюн завтра, освободившись, обязательно поставит в лошадином загоне свой двухместный терем, латаный-перелатаный и накрытый брезентом, и заживёт изгоем. С Ильёй мы договорились, что он будет моим помощником, каким в прошлом сезоне был Волчков. Я даже провёл с новым помощником профилактическую беседу о вреде семьи в развитии геолого-геофизических исследований. Игорю, вот, ничего не пожалел: ни власти, ни места в палатке, ни места в общежитии, а он, неблагодарь, охмурился, и всё насмарку. Одни расходы. Опытный Шпацерман от каждой прибывающей девицы-техника требовал подписки о том, что она не забеременеет и не выйдет замуж в течение пяти лет. А то они, ушлые, после первого полевого сезона только и думают, как бы понести или выскочить и прочно обосноваться в камералке.

Из опытных операторов у меня в отряде трое: я, Воронцов и Погодин Веня. У каждого за мужественными плечами по два полевых сезона. Правда, у меня оба неполных, но зато два зимних. Двоих, из местных, с десятилеткой — Степана Суллу и Фатова Валентина — я перед самым выездом за две недели обучил работе с магнитометром, а Бугаёва Мишу — работе с потенциометром. Они у нас числятся рабочими 3-го разряда с заработком не меньшим, чем у техника, но никакой ответственности за качество наблюдений не несут, свалив её всю на меня, наставника. Всё, что они умеют, это измерять и записывать измерения. Обработка для них — тёмный лес. Регулировкой приборов тоже придётся заниматься мне. Другого выхода у нас нет — девчата-техники, которых в партии переизбыток, маршрутную съёмку не потянут. Шпац предлагал парочку в записаторы, но я благородно отказался, вспомнив, как трудно было Марье.