— Да, — сознаюсь, — знаю, что он расстрелян в 42-м году, когда с товарищами бежал из плена, выбрался из окружения и вернулся к своим. Маше тогда было всего два годика, она и не видела отца ни разу, за что же её-то? Я, например, не считаю его виновным в том, что часто на войне случается и чаще всего не по вине солдат.
Ефимов нахмурился.
— Своё личное мнение держи при себе и не трепли языком понапрасну, ясно? — Я молчу: ясно-то ясно, а как промолчать, когда подозревают зря? Стать бессловесным гадом? Шипящим от бессилия гадёнышем? — В их представлении, — делится содержанием секретного документа Сергей Иванович из исключительного доверия ко мне, внушённого Радомиром Викентьевичем, и я это понимаю и ценю, — у тебя враждебная тяга к предателям и врагам народа, она является следствием твоего антисоветского мышления, развившегося, в том числе, и… в белогвардейские замашки, — начальник ухмыляется, радуясь совпадению ярлыков в заявлении нижеподписавшихся и в документе КГБ, — и поэтому выдвижение тебя на ответственные руководящие посты опасно. Вот так! На комсомольский учёт до сих пор не встал?
— Да какой из меня комсомолец? — досадую, защищаясь. — Дядя с бородой, стыдно с пацанами рядом…
— Скрытно приютил у себя в общежитии, — продолжает пересказывать содержание КГБэшного представления Ефимов, — настоящего, нераскаявшегося врага народа, постоянно встречался с ним наедине, по донесениям информатора, в полевых лагерях и о чём-то подолгу и скрытно беседовал, и не исключено, что вы готовили заговор против советской власти.
— Сарнячка! — произношу брезгливо.
— Что Сарнячка? — недоумевающее спрашивает Ефимов.
— Информатор. Горюнов предупреждал, что она осведомитель КГБ, а он в таких делах не ошибался. — У Сергея Ивановича треснул карандаш в стиснутых пальцах. Он встал, подошёл к окну, пряча от меня лицо. — Они его укокошили, — дополняю глухо.
— Кто они? О чём ты? — поворачивается начальник и опять садится за стол.
— КГБэшники, — утверждаю, не сомневаясь, особенно после скоропалительных похорон профессора. — Марат! — У Ефимова брови полезли на лоб от такого заявления, и я ему рассказал, как нашли Радомира Викентьевича с огнестрельной дыркой в виске, как тайно схоронили и какие заставили подписать бумаги. Сергей Иванович молча выслушал, насупясь, молча посидел, переваривая двойную неприятную информацию и, приняв решение, сказал:
— Ты, вот что, Василий. Прибереги при себе выдумки. Мало ли кто мог убить Горюнова, ты не видел. И Зальцманович не тревожь, Горюнов мог и ошибиться. Лучше скажи, что будем делать с этим? — поднимает заготовленный Дрыботием приказ. — Что ты там и кому напередавал без разрешения? — Рассказываю, как на духу, короткую историю быстрой передачи материалов по Угловому, не утаив и косвенного участия Шпацермана и нейтрального участия Сарнячки.
— Если бы я знал, — жалуюсь, — что такая передача не разрешена даже соседям-геологам, с которыми работаем бок о бок и постоянно обмениваемся неофициальной информацией, я бы ничего им не показал даже издали, — это я, конечно, крупно привираю.
Недолго размышляя, Ефимов зовёт звонком секретаршу:
— Дрыботия и Антушевича ко мне. — Те приходят, смотрят на меня подозрительно и враждебно и усаживаются против меня единым сплочённым фронтом. — У вас, что, — спрашивает шеф, — начальники отрядов запрашивают разрешения на передачу материалов геологам?
— Нет, — нехотя отвечает Дрыботий, почуяв, куда дует шефский ветер, — приказом передача материалов разрешена только техруком и только с разрешения экспедиции.
— Начальники отрядов поставлены об этом в известность? — настырно допрашивает Ефимов. Дрыботий пожимает плечами, смотрит на Антушевича, ища поддержки, но тот отводит глаза.
— Это входит в обязанности техруков.
— Проверили, — гнёт своё Сергей Иванович, — прежде, чем наказывать Лопухова? — Те молчат: отвечать нечего. — Игнат, — обращается начальник к Антушевичу, — принеси приказ, — а сам куда-то звонит. Из разговора становится ясным, что Шпацерману, просит найти приказ Когана по партии о передаче материалов. Тот ищет, а у нас все сидят в напряжённом молчании. — Нет? — переспрашивает в трубку Сергей Иванович. — Дай мне Зальцманович. — Гнетущая молчаливая атмосфера в кабинете накаляется. — Здравствуй, — говорит опять в трубку начальник, — ты знала о передаче материалов по участку Угловому Лопуховым? Так! А знала, что на это необходимо разрешение экспедиции? Нет? Ладно, — и кладёт трубку. Вошёл Антушевич и подаёт приказ по экспедиции. Ефимов внимательно читает и обращается к Дрыботию: — Почему здесь нет приписки, чтобы техруки довели приказ до сведения всех ИТР? — Дрыбодан кисло кривится, не желая признавать собственной недоработки.
— Они и без приписки должны знать. Что им, разжевать и в рот положить?
— Я этого не подпишу, — решительно отодвигает черновик Дрыбодановского приказа Ефимов.
— Я был против, — бормочет Антушевич, — можно было и без Лопухова договориться с Королём и переоформить акт передачи, если материалы этого заслуживают.