Солнца-то сколько! Приходится щуриться, растягивая рот в счастливой улыбке, радуясь всему: наступающей весне, снегу, спрятавшемуся под защитной ледяной корочкой, сонным деревьям, чуть вздрагивающим под пробуждающими порывами южного ветра, возбуждённому щебету воробьёв, выясняющих брачные отношения не в пример мне, самому себе, в конце концов. Неба-то сколько, синего-пресинего! И воздуха! Сдуру вдохнул всей мощной грудью и закашлялся как туберкулёзник. «Успокойся», - приказываю сам себе, - «и не делай ничего во вред. Твоё ценное здоровье отныне принадлежит не тебе, а народу. А потому дуй назад, в камералку, и замри там в целительной атмосфере спёртого воздуха и полусумрачного света».
Так и сделал. А не сидится. Вспомнилось, что Радомир Викентьевич как-то посоветовал воспользоваться библиотекой геологической экспедиции. Можно, решаю, и сходить, раз неймётся. Завернул драгоценную карту в рулон с графиками, заклеил от посторонних глаз и рук и, уложив на настенные рогульки, почапал добывать допзнания.
Чапать пришлось на другой край посёлка, и пока допёр, окончательно уравновесился, даже заходить расхотелось. Но – надо. Вредный характер так и караулит послабления.
Контора геологов размещалась в длинном бараке с центральным крыльцом-верандой. Внутри сквозил полутёмный коридор, по обе стороны которого виднелись двери кабинетов. В коридоре кучковались куряки и ящики с камнями. Остро пахло смесью никотина с сырой землёй. Только я настроил перископы, соображая, в какой конец податься, как подвалил парень, пошире меня в плечах, но пониже на полкумпола. Белобрысая широкая физиономия без явных отличительных примет дружелюбно глянула бледноголубыми глазами из-под едва видимых белёсых бровей.
- Привет, - произнёс он дребезжащим тенорком. – Кого ищешь? – По виду парень был старше меня.
- Здравствуйте, - отвечаю вежливо, - хочу в библиотеку попасть.
- Там, - подсказывает, - в самом конце, - и коротко машет рукой в нужном направлении. – Ты – откуда?
- Из геофизической партии.
- А-а, - протянул, улыбнувшись чему-то, любопытный. – Шпацермановский? В волейбол играешь?
Я опешил от неожиданного вопроса. В институтском общежитии мы, конечно, вечерами сражались у сетки, образуя договорные команды, и у меня кое-что получалось – рост помогал, во всяком случае, портачил не больше других. Можно ли это считать настоящей игрой?
- Если заставят, - отвечаю неопределённо, чтобы не выглядеть самонадеянным, не понимая, куда он клонит.
Парень протянул руку.
- Дмитрий. Кузнецов.
Мне ничего не оставалось, как назваться самому:
- Лопухов. Василий.
- Приходи, - говорит, - сегодня к семи в спортзал. Знаешь, где?
- Знаю, - отвечаю. Совсем недавно я от нечего делать забрёл в высокий деревянный ангар около Дворца культуры и танцплощадки, где неуклюжие ребята-мужики, обливаясь потом, тщетно пытались попасть в баскетбольное кольцо. – Приду, - обещаю, не очень надеясь на себя.
- Пошли, - взял за локоть и тянет в сторону библиотеки, - я тебя отведу. – И не ограничился этим, а поручился за меня перед хозяйкой, спросил, что мне надо, и сам выбрал подходящую литературу по типичным месторождениям региона. – Обязательно приходи, - пожал на прощанье руку и ушёл. Мне он очень понравился.
Так, наряду с геофизической, началась вторая страница моей героической биографии – спортивная, которую я переворачивал с неохотой и только благодаря фанату Дмитрию, вцепившемуся в меня клещом. В тот день вернулся к себе и сразу принял рабочее положение, поместив уставшее тело на ложе. Обложился добытой литературой и погрузился в застывший много миллионов лет назад каменный мир, надеясь выудить детали, за которые рудные тела можно зацепить геофизическими методами за ушко и вытащить на солнышко. Млею себе, забывшись в геолого-геофизической нирване, чувствую, что погружаюсь всё глубже и глубже, и чуть не пропустил первую же тренировку. Подскочил, вспомнив, аж в семь. Ходули в валенки, скелет в полушубок, череп в малахай, старые кеды в руки, трико и майка на мне всегда, и - давай бог ноги. Когда, запалившись, прибежал, человек 6-8 на площадке перекидывались между собой тремя-четырьмя мячами, отрабатывая приём. Подошёл Дмитрий в майке и трусах, хотя в зале было прохладно – я не сразу и узнал его в неглиже, корит сердито:
- Чего опаздываешь?
Ого! – думаю, кажется, я не туда попал – терпеть не могу общества с ограниченной свободой и потому огрызаюсь:
- Я, - объясняю, - привык начинать с пробежки. – Мне сейчас можно верить, я весь в мыле.
- Давай, - опять приказывает, - раздевайся.