Стою, вспоминая баню, в душевой спортзала, радуюсь: тогда не домылся, теперь домоюсь. Придётся раз в неделю или в две ходить на тренировки. Подгадывать к концу перепихивания и – в душ. Даже взбодрился от удачной мыслишки.
Возвращались вдвоём с Дмитрием. Он, оказалось, живёт недалеко от нашего стойбища в собственном вигваме, который ему купила экспедиция после женитьбы. Теперь у него полный семейный комплект: сам, жена и дочь. Работает старшим геологом поисково-разведочной партии, занимается подготовкой небольшого месторождения для передачи горно-обогатительному комбинату. Обидно стало до слёз! Вот где по-настоящему ценят классных специалистов. Не то, что у нас: всучивают женатому человеку однокомнатную халупу, да ещё заставляют её доделывать. Как мы там втроём поместимся? Жена с дочкой и со всеми причиндалами займут, конечно, комнату. А я где? С библиотекой, фонотекой, шкафом для костюма и вольтеровским креслом? Куда мне деваться? Всё! Завтра же отказываюсь. Меня не обмишулишь! И двухкомнатную не возьму. Пусть покупают особняк. Иначе…
- В воскресенье к 12-ти, - перебивает мрачные мысли Дмитрий, прощаясь.
- Хорошо, - соглашаюсь, поскольку до воскресенья ещё целых три дня и можно хорошенько обдумать причины, по которым я не смогу прийти.
Но пришёл.
Пока я, отключившись от всего на свете, врубался в добытую геологическую литературу, устраняя ленинским способом пробелы образования, полученные в альма-матери от недобросовестных профессоров, в мире назревали наиважнецкие события – грядел международный женский день.
- Гони монету, - подошёл Хитров.
- С какой стати? – возмутился я, привыкший бережно относиться к эквиваленту.
- Женщинам на подарок, - радует профорг, - в женский день.
И правда: скоро 8-е марта. Денег у меня перед зарплатой осталось с гулькин хвост обрубленный, и грешок есть: чем их меньше, тем отдавать труднее, тем более что на почём зря.
- Клара с Розой, - пробую отвертеться, - придумали этот день для консолидации трудящихся женщин против эксплуатации и неравенства, а не для подарков.
Паша не сдаётся, ухмыляется, радуясь, что наступил на хвост.
- Ты скажи об этом не мне, а нашим Розам и Кларам.
Это мне не светит: наши революционерки так отрозят и откларят, что навек забудешь и то немногое из основ, что удалось запомнить из институтских лекций. Пробую зайти с фланга:
- Дед Маркс, помню, учил, что дармовые деньги и товары развращают пролетариат.
Да разве Хитров отлипнет? Ржёт в голос, сально осклабясь:
- Бабы, они никогда не против развращения. – Противно стало, я и отдал потом и кровью заработанные тугрики. – Тебе, - добавляет вымогатель, - за трельяжем вместе с Воронцовым ехать – Шпацерман распорядился.
- За каким таким трельяжем? – опять возмутился я.
- Женщины решили, что мы им подарим трельяж в камералку, - объясняет Павел Фомич, - а то им не перед чем марафет с утра наводить. Половину денег выделил профком, а половину собирают мужики. Ясно?
- Ничего себе! – никак не могу остыть от потери кровных. – Сами себе подарки выбирают. Да ещё какие!
- С Коганшей поедете, - успокаивает Паша, - она выберет.
Зря волновался. Трельяж оказался удобной штукой: можно было в обеденный перерыв обозреть себя с фасада и в профиль и хорошенько выбриться.
И вот он, наконец, настал, этот с нетерпением ожидаемый всем прогрессивным человечеством день. Затарабанили африканские тамтамы, загудели многометровые азиатские трубы, задребезжали латиноамериканские гитары, загрохотали северо-американские джазбанды, монотонно затукали эскимосские бубны, заныли шотландские волынки, торжественно зазвучали европейские оркестры и у нас затенькали балалайки под гармошку. Земля замедлила вращение от человеческой суеты. Великий праздник, когда каждая женщина считает, что он, несмотря на международный характер, только для неё, она в этот день – единственная и самая-самая. А мужики имеют полное право беспрепятственно надраться до бровей, пожертвовав здоровьем ради здоровья самой-самой, но, возможно, не единственной. У нас в такой день без попойки и без обжорки не обойтись, тем более что и зимняя погода благоприятствует.
По заведённому обычаю усадили меня, конечно, рядом с Сарнячкой.
- Как баран да ярочка, - радуется, всплёскивая ладошками, Коганша.
Ярочка тут же выставила клыки, а баран не смог от страха даже проблеять.
- Ты, - допытывается по-свойски, - почему удрал с конференции? – Сколько дней уже прошло, а она только вспомнила.
- Да так, - отвечаю уклончиво, - что-то живот ни с того, ни с сего прихватило.
- Испугался? – догадывается. – А тебя с утра все вспоминать начали. Не икалось?
- Да нет, - вяло тяну неинтересную тему.
- Кто ни выступит, всех о моделях спрашивают, а никто ничего толком не знает: ни тот, кто спрашивает, ни тот, кто отвечает. К Когану обращались, но и он запутался. – Я, не меняя выражения умного лица, тихо произнёс: «Хо-хо!» - Что ты сказал?
- Да ничё, - опять отлыниваю от серьёзного разговора. А ей так хочется встать вровень!