Кто не спрятался…

Ладлоу думал, что единственным хорошим во всем случившемся было то, что он вновь узнал свою дочь.

Она вывезла его под яркие лучи послеполуденного солнца. На полпути через парковку сообщила, что должна сделать признание. Что она кое-что от него утаила.

— Как это — утаила?

— Я беременна, папа.

— Беременна?

— Ага. Уже два месяца. Ты станешь дедом.

Ладлоу с трудом удержался, чтобы остаться в кресле.

— Это чудесно, Элли.

— Мы тоже так считаем.

— Беременна. Проклятье, это я должен везти тебя.

Она рассмеялась.

— Это правда чудесно, Элли.

Он протянул руку, взял ее ладонь, лежавшую на инвалидном кресле, и стиснул.

— Я ждала, пока ты выберешься, чтобы рассказать тебе. Не хотела сообщать такую новость в какой-то больнице. Ждала особого случая. Здесь, при свете солнца.

— Ты чертовски права, это особый случай. Ты уже знаешь, мальчик это или девочка?

— Мы не хотим знать. Будем рады любому варианту.

— Как и я. Хотелось бы мне, чтобы об этом узнала твоя мать.

— Мне тоже.

Они много говорили о Мэри в последние дни, когда он оправился от сотрясения мозга и перестал принимать некоторые обезболивающие, о том, как они с Ладлоу познакомились, как он ухаживал за ней и как они поженились. Это помогало скоротать время и позволило им сблизиться. Они говорили о детстве Элли и Тима.

Они даже говорили об убийствах.

Раньше они никогда этого не делали.

Ему было приятно, что она не стала снова предлагать ему связаться с Билли. Возможно, эта тема наконец изжила себя.

В один из дней она привезла к нему в больницу его отца из Пайнвуда. Старик желал знать все, что произошло той ночью, он выслушал рассказ, ни разу не перебив Ладлоу, а когда тот закончил, сказал: «Ты отлично справился, сынок. Но я не знал, что твоя чертова голова настолько крепкая».

Элли осталась с ним еще на три дня, пока не убедилась, что Ладлоу способен позаботиться о себе, несмотря на штифты и металлический штырь, скреплявший одно из ребер. Он велел ей возвращаться к мужу. Он видел, что ей хочется этого так же сильно, как не хочется оставлять отца. Он отвез ее в аэропорт на машине, которую взял в прокате на время, до тех пор, пока не купит новый пикап. У выхода на посадку они обнялись, и Ладлоу подумал, что волосы дочери пахнут совсем как волосы Мэри.

Вечером после ее отъезда он позвонил в больницу, чтобы узнать, как дела у мальчика Маккормаков. Дежурная сестра сообщила, что опасность наконец миновала. Сэм Берри сказал Ладлоу, что мальчику предъявят обвинения в покушении на убийство и нападении с применением летального оружия. Сказал, что ему придется дать показания против Маккормака.

Он не возражал.

Однако ему было жаль женщину, мать Маккормака. Она потеряла все. Он не знал ее историю и не знал, почему все так сложилось в ее жизни, но сильно сомневался, что в том была ее вина, разве что она ошиблась с выбором мужа. Она вырастила одного сына, который, судя по всему, мог стать достойным человеком.

Она помогла ему. Возможно, спасла ему жизнь.

И она укрыла Рэда.

Он надеялся, что служанка с сухой рукой останется с хозяйкой.

Следующий месяц он был очень занят. Покупал новый пикап, договаривался с подрядчиками о восстановлении магазина и решал вопросы с поставщиками. Теперь они с Биллом Прайном будут совладельцами, поскольку Ладлоу решил, что ему нужен человек помоложе, с учетом всего того, что ему сказали доктора. А кроме того, Билл это заслужил. Поэтому требовалось пообщаться с юристами и согласовать и подписать бумаги. Трижды в неделю он ездил на физиотерапию.

Одним прохладным ясным вечером в первую неделю сентября, сразу после того, как он поужинал, раздался стук в дверь. Открыв ее, он увидел Кэрри Доннел. На ней были выцветшие синие джинсы и обтягивающий зеленый свитер, а в каждой руке она держала по бутылке шампанского «Моэт».

— Мисс Доннел, — с улыбкой сказал он.

Она рассмеялась.

— Кэрри, помнишь?

— Не хотите ли войти?

— Спасибо, с удовольствием.

Она прошла мимо него, как и всегда, словно к себе домой, и поставила одну бутылку на стол, а другую убрала в холодильник.

— Хорошо выглядишь, — сказала она.

— Ты тоже.

— Тебе понравился репортаж?

— Репортаж? Кэрри, с тех пор прошло больше месяца. Я думал, ты и не спросишь.

— Прости. Царила такая суматоха. Сплошные сокращения. Я даже не знала, видел ли ты его. Ты был в больнице. Я не знала, в состоянии ли ты смотреть телевизор.

Она выдвинула стул и села за кухонный стол.

— Я слышала, к тебе приезжала дочь.

— Я с трудом заставил ее уехать.

— Хорошо. Это хорошо, Эв.

Он сел напротив.

— Но ты его видел, да? — спросила она.

Он кивнул.

— И? Что думаешь?

— Ты была хороша. И честна. Не выставила меня каким-то чертовым героем. Иначе мне было бы стыдно выходить на улицу. И не выставила меня сумасшедшим. Ты отлично справилась, Кэрри. Именно этого я от тебя и ждал. Ты будешь освещать суд над мальчиком?

Когда она посмотрела на него, в ее глазах сквозила печаль. Он знал, что она ответит.

— Я получила работу в городе, Эв. Хорошую работу. На сетевой станции.

— В Нью-Йорке? Я думал, ты его ненавидишь.

Она покачала головой.

— Нет, в Бостоне.

— Когда?