Кто не спрятался…

Мы двинулись по дороге — я впереди, две девушки вместе позади меня, а Стив замыкал шествие.

Дорога была неровной, рыхлой, усеянной камнями и ямами; более скверной, словом, чем я предполагал. Если кто-то подвернет тут лодыжку, вечер перестанет быть томным. Поэтому я шел медленно. Первые пару ярдов было слышно только, как мы вчетвером продвигаемся вперед. Потом дорога стала немного лучше — шум от нас стих.

Что и говорить, жутко. Шагая впереди, я не мог отделаться от дурной мысли — будто в этой ночи существуем только мы, да и то потихоньку растворяемся, лишь звуки уцелевают, но не то, что их издает. Ким спотыкалась и ругалась, а Кейси смеялась, но веселье недолго длилось. От нас остались лишь подошвы, скребущие по земле, и тишина — ничего сверх.

Дорога снова испортилась, но деревья над нами проредило, и с видимостью стало получше. Под ноги мне попалась сухая ветвь, и я пинком отбросил ее с пути. Она улетела в кусты с потрескиванием — словно тлела изнутри. Покатилась галька — будто кто-то зубами защелкал.

Воздух провонял хвоей.

Слева в кустах что-то шевельнулось. Я остановился, шаги позади меня тоже встали. Заколыхались заросли рогоза. Мы кого-то спугнули. Енота, может быть. Не особо большого зверя.

— Что это было? — дрогнувшим голосом спросила Кимберли.

— Енот, опоссум… а может, и медведь какой, хрен пойми.

Последовала минутная пауза, а потом она рассмеялась.

— Вот ты мудозвон, Дэн.

— А знаешь, здесь ведь и змеи попадаются. Большими вымахивают, сукины дети. Так что смотри, береги ляжки.

— Скажи еще, гигантские радиоактивные тараканы, которым ребенка уволочь — раз плюнуть, — скептически пробурчал Стив.

— Такие у нас в Бостоне очень даже водятся. — Ким захихикала. — Ой, Стив, фу! Отстань, кому сказала!

Я обернулся и увидел, что Стив накинулся на свою подружку с щекоткой. Ким начала визжать. Я перевел взгляд на Кейси.

— Не очень-то испуганы, я гляжу. А ты как?

— Рано спрашиваешь.

Мы свернули за поворот дороги, и тут прямо впереди стало видно, где точно кончались деревья и начиналась поляна, заросшая высокой травой, сорняками и ежевикой. За крайними березами виднелся дом Краучей — черная груда на отшибе, под куполом неба, усеянного звездами.

Я впервые находился в этом краю ночью, поэтому слегка опешил. Если есть в этом штате недвижимость, оправдывающая слова «проклятый старый дом» на все сто — то вот она была, передо мной. При виде этой заброшки все детские байки про нее ожили, и впору было задуматься, какой намек был скрыт во сказке-лжи, что за крупица правды затерялась в череде небылиц. Все-таки нехорошие места нутром чуешь. На чистых инстинктах улавливаешь: тут что-то не так, уходи-ка подобру-поздорову.

Верит ли современный человек в привидения? В монстров у себя в шкафу и под кроватью? Верит, да не верит.

Дом был черен, сплошь черен, и поскольку за ним не было ничего, кроме моря, казалось, что его построили на самом краю света. Будто аванпост. Я знал, что там, за ним. Узкая полоска земли, а потом — отвесный утес, вдающийся прямиком в море. Вспомнилось крыльцо за домом и нечто вроде смотровой площадки — там, на втором этаже. Мне ведь вполне хватало и скупых известных фактов. Той правды об этом месте, к которой я приобщился в детстве.

Уморенные голодом, доведенные до каннибализма псы. Вонь экскрементов, смрад раздувшихся на жаре звериных трупов. Огромные стопки газет — в доме, где никто не умел читать. Замаранные, обесцвеченные стены внутри.

Но за правдой неотступно шел детский вымысел. Тот, с которым я вырос и которого боялся, над которым смеялся время от времени. Зло под покровом мрака — память о нем, или пусть даже лишь об иллюзии зла, пробудилась вновь, бегемотом заворочалась в болоте души, и сцены реальной человеческой жестокости сплелись с нею, усиливая стократ. Пока мы пробирались сквозь последние ряды деревьев, а небо над головой становилось все необъятнее, я думал об этих вещах и задавался вопросом, что я здесь делаю. Не стервятник ли я, бередящий старые трупы.

И еще я думал о Бене и Мэри.

О простоте, что реально стала хуже воровства. О злом примитивизме.

Мы шагали через поляну. Когда-то она служила пастбищем для скота. Вдруг все звуки кругом преобразились. Шаги стали тише, шум безвестных волн — громче. Высокая трава обступила нас. Сверчки встретили наш приход острым стрекотом.

— Вау, — пробормотала Ким.

Мы остановились и посмотрели прямо туда, куда смотрела она. Огромное скопление звезд пронизывало светом иссиня-черное небо. Луна была такой ясной, что можно было разглядеть серые рытвины-кратеры на ее бледной поверхности.

Подобные виды обычно успокаивали меня. Но не в тот раз.

Через какое-то время я окликнул:

— Пойдемте уже, чего стоять.

Я уже упоминал, что у меня есть привычка смотреть при ходьбе под ноги. На дороге я был вполне верен ей, а вот теперь…

Дом Краучей уверенно перехватил мое внимание. Теперь его вид меня не так нервировал, но все равно — было на что залипнуть.