Кто ответит?

Задумался. “Москвич”... Неужели... началось? Или - продолжается? А если - попросту мерещится? Нет, будем считать - началось. И продолжается!

Он нанес три визита. Три бесполезных, пустых визита к серьезным людям. Выпил пять чашек кофе и поболтал о пустяках. Так было надо.

Вечером, как условливался с Курылевым, заехал в отделение.

- А-а, вы... - поднял тот на него равнодушные, но в глубине чем-то обеспокоенные глаза. - Ну как? Говорили с Докукиным?

- Пробовал, - сказал Ярославцев. - В принципе он не против... - Замолчал, выжидая, что ответит оперуполномоченный.

Покрутив вокруг да около, оперуполномоченный заявил, что в невиновность Ярославцева верит, с Докукиным более никаких переговоров вести не стоит, вора они найдут и, когда возникнет необходимость, его, Ярославцева, вызовут.

Выйдя из отделения, Ярославцев сказал сам себе:

- Кажется, продолжается и давно... А вот когда все-таки началось? И когда кончится?

Из материалов инспекции по личному составу

...Таким образом, показания гр. Докукина на гр. Ярославцева носят характер явного шантажа с целью получения денег за похищенную неизвестными лицами картину, что, однако, не принимается во внимание оперативным уполномоченным Курылевым С.Д., работающим по данному факту квартирной кражи. Курылев С. Д. предупрежден о служебной ответственности в случае недобросовестного ведения оперативно-розыскных мероприятий.

МАТЕРЫЙ

Дачу новым ее владельцам передавали вдвоем с колченогим Акимычем. Законный уже хозяин - издатель - стеснительно предлагал отобедать, затем, спохватываясь, выспрашивал упущенные подробности относительно эксплуатации отопительной системы и водопровода, после снова возвращался к предложению перекусить в честь, так сказать...

Жена издателя, без колебаний осознавшая вступление в права собственности, вела себя иначе: подчеркнуто отчужденно, обеда не предлагала и к общению не стремилась.

- Достал ты ее ценой, - гляда на нее, шепнул Акимыч Матерому.

Тот снисходительно усмехнулся.

Наскоро попрощавшись с покупателями, сели в машину, и вот в последний раз мелькнула за ветвями яблонь знакомая крыша.

- На квартиру-то меня подбросишь? - спросил Акимыч, жавшийся на заднем сиденье к своему скарбу - двум потертым чемоданам и холщовому мешку с одеждой.

Матерый мимолетно обернулся в сторону старика.

- Акимыч... друг! - сказал с чувством. - Есть просьба. Не хочу тебя подставлять... сам еле вроде ушел от ментозавров, чтоб они повымерли... Но кой-чего в городе осталось. На одной квартиренции. Просто жаль терять, Акимыч.

- А квартиренция простреливается? - ожесточенно проскрипел старик.

- Вот не знаю... Телефон у соседа молчит, а почему?.. Вдруг уехал, вдруг запой... Ваней его кличут, соседа. А задача, Акимыч, такая. Дам я тебе ключики, войдешь в квартирку, если Ваню застанешь, скажи: просил тебе Матерый передать, что все барахло в коробках твое, Ваня, в подарок. А если нет там Вани, а другие люди околачиваются, скажешь: человек на улице за бутылку намылил меня вернуть ключи хозяину.

- Как лысого причесывать - не учи, - огрызнулся Акимыч.

- Прости, родной, - Матерый засмеялся. Ему в самом деле было весело и отдохновенно, будто все предыдущую жизнь выделывал он какую-то затейливую, изматывающую работу, а теперь - конец работе, ну разве часок еще последний остался, а там, дальше - долгий век беспечности, свободы и солнца. - Войдешь в комнатку, - продолжил. - На подоконнике - кактус. А возле кактуса - леечка. Маленькая, пластмассовая... Худая - по шву разошлась... Моя фирма делала, - цокнул языком, припомнив. - Возьмешь ты леечку, бросишь ее в пакетик, а после поблуждаешь по городу, отрываясь от возможного...

- Камушки в леечке? - спросил старик. - В пластмассу заварил? Ясно... Боюсь: стар я стал...

- Акимыч... Сделай, родной. Я бы тебе леечку на сохранение оставил, но чего уж - давай откровенно: не двадцать тебе годиков... А я в этот город теперь ни ногой, сукой буду. На риск, думаешь, толкаю? Есть такой момент, да. Но так он всегда есть - вон на машинке сейчас катим, а колесико вдруг да отскочи...

- Тьфу, дьявол, типун тебе... - заерзал старик.

Матерый вновь рассмеялся. Громко и чистосердечно, аж в легких захолонуло - отдохнуть надо, к морю надо, ветрами солеными отдышаться...

Море. Вспомнил, как еще мальчишкой после колоний, барачных ночей, заборов в колючей проволоке с бастионами вышек вернулся к морю. В каком-то давнем июле, вошел в искрящуюся золотом лазурь воды - в одежде, в ботинках. И погладил море... Как старого, верного пса у дома, к которому вернулся из скитаний, боли, тьмы. Море! Сколько же веков он не видел его!.. Вот на Каспии был недавно, а не видел. Сутолока, царящая вокруг, мешала, людишки, дела, разговоры-беседы. А где-то вдалеке, декорацией, синь... Из которой денежки качались в виде балыков и икорки.

- Ну а коли засыплюсь? - спросил старик осторожно.

- Да тебе-то что? - отмахнулся Матерый. - Криминала на тебе никакого. И по-моему, - посерьезнел он, - чисто там. Вчера проезжал - чисто. Знак на подъезде в случае провала должен быть: меловая черта. Ан - нет черты.