Кто такая Элис Браун?

— Девушка, обладающая гипнозом смогла заставила Джона умереть, а потом спокойненько вышла. Она загипнотизировала охранника чтобы он удалил записи с камер наблюдения.

— Охренеть. Это прям сценарий какого-то фильма. А что за девушка?

— Это долгая история, Алекс. Не сейчас.

Мы подъехали к дому, я заплатила водителю и вытащила Алекса из машины. Мы медленным шагом, шатаясь из стороны в сторону, дошли до двери. Свет в окнах на кухне горел, а это значит, что кто-то из семейки Аддамс дома, и я без желания лезть за ключами в сумочку, позвонила в звонок.

Дверь открыла Бриджит. Она выглядела уставшей, но при этом, в этой её майке с пандой и в серых шортах такой домашней. Как будто в ней что-то поменялось, только не знаю что. Она проскользила взглядом по нам и, остановив взгляд на моём лице, удивлённо вскинула брови, скрестив руки на груди. Она молча отошла в сторону, давая пройти и, не сказав ни слова, ушла на кухню.

Я посадила Алекса на низкий шкафчик и сняла с его ног обувь, потом со своих в отличии от него не вонючих.

— Куда тебя? – спросила я, перебрасывая его руку через плечо.

— На кухню.

Я кивнула и открыв дверью. Замерла стоя на пороге от увиденной картины. Мама и Бриджит сидели за одним столом, да ещё и пили одну бутылку на двоих. Я усадила Алекса на стул и бросилась в объятья матери, зарываясь в её волосы, пахнущие краской.

— Что-то случилось? – шёпотом спросила Бриджит Алекса, но я услышала.

— Да. У неё её пациент крякнул. – прошептал в ответ Алекс, потянувшись к бутылке.

— Что?! – воскликнула Бриджит

Глава 22. Марго.

Никогда не любила похороны. На них меня всегда одолевало волнение, лёгкие как будто сжимали тисками, а к горлу подкатывала тошнота. Эта чёрная одежда пугала и навевала мне мысль о сектах в роде анонимных самоубийц.

Мэттью пригласил нас с Бриджит на похороны, не знаю о чём он думал в этот момент, возможно мы ему казались теми, кому не было всё равно на судьбу Джона. И он не ошибся, мне было далеко не всё равно.

В воздухе стоял душащий запах лилий. Родственнки и просто знакомые сбивались в группы и мило беседовали. Мэттью стоял со своей женой на входе и встречал гостей. Я сидела в кресле возле дивана на котором сидела Бриджит и листала журнал, лежащий на кофейном столике. Она надела чёрный деловой костюм, оставшийся после её работы адвокатом. Хотя это и работой не назовёшь, просто недельку посидела в зале суда, выигрывая дела, как она мне сказала «На опере веселей».

У меня тёмных тонов в гардеробе было не так уж много, пришлось надеть чёрное платье в пол без больших вырезов.

— Ты письмо отдала? – спросила Бриджит, не отрываясь от журнала.

Я подняла взгляд на Мэттью, пожимающего руку старику и принимая от него слова скорби. Он выглядел подавленным и уставшим.

— Сейчас пойду отдам.

Встав с кресла, я поправила платье и пошла вслед за Мэттью на кухню.

— Мистер Смит.

Мужчина обернулся, отпустив дверь шкафчика.

— Я ещё раз хочу высказать вам свои искренние соболезнования. Джон оставил это на столе в палате. – я вытащила из клатча белый конверт и передала ему. – С вашего позволения я бы хотела прочитать, конечно же после вас.

— Хорошо.

Мэттью выдвинул стул и сел, попутно распаковывая конверт. Он достал в несколько раз сложенный лист и стал читать. По мере прочтения его эмоции сменялись одна за другой. Сначала удивление, потом радость, а потом грусть. По его щекам потекли слёзы, и он не смотря на меня дрожащей рукой передал бумагу, давая разрешение на прочтение.

Я начала читать про себя:

«Здравствуй, брат! Ты не поверишь что произошло! Они - эти гады убили её! Убили! А ведь она меня предупреждала молчать, а я не послушался. Доктор Марго обещала, что её не тронут, но она соврала! Соврала чёрт тебя дери! Она пришла ко мне и позвала с собой, к маме и папе. Я так по ним соскучился, что принял её предложение. Надеюсь, что в скором времени ты присоединишься к нам, и мы сыграем в настольный теннис или баскетбол, а мама приготовит нам свежий лимонад с мятой. Я люблю тебя брат, ненавижу доктора Марго и крепко целую Наталью. Передавай ей от меня большой привет, а Доктору Марго можешь передать пулю в лоб. С любовью и навеки твой младший брат Джон.» Предпоследние две строчки меня до мурашек напугали. Я посмотрела на Мэттью и увидела, что никакой злости ко мне он не питает. Ведь это всего лишь слова психически больного. В этом письме я увидела отражение его раздвоения личности. В этом письме нет злости к родителям, а есть любовь, значит и ненависть ко мне либо настоящая, либо от второй личности. Я до сих путаюсь где он настоящий, а где нет и больше склоняюсь к тому что его доброта была лишь маской. Элис была проявлением его настоящей сущности, которую он отрицал, а может нет, но Элис часть его.