Они перенесли Сашу на диван. Она держала его руку и звала по имени, ей казалось, он сейчас придет в себя… Уговаривала себя, что не может быть, так просто не бывает, вот сейчас, сейчас он откроет глаза и улыбнется… Перепил, он непривычный… перебрал! От этого не умирают! Саша, Сашенька… Его сестренка привалилась к ней как маленький испуганный зверек – Оле казалось, она слышит, как колотится ее сердце. Дядя Паша выскочил во двор, чтобы встретить «Скорую».
…Врач, совсем молоденький парень, приложил руку к Сашиной шее, пытаясь нащупать пульс; поднял глаза на них, столпившихся у дивана, и покачал головой…
Она потом пыталась восстановить события того вечера, но восстанавливать было нечего. Сидели, смеялись, пили кофе и коньяк. По чуть-чуть. Вдруг Саша упал и захрипел, а потом соскользнул на пол – она не сумела его удержать. Следующая картинка: он неподвижно лежит на полу, подогнув под себя руки, а она, обмирая от страха и отчаяния, тормошит его и зовет… Сколько времени занял переход от жизни к смерти? Три минуты? Две? Одну? Оказывается, стенка совсем тоненькая…
И еще одна сценка впечаталась ей в память! Нюта вдруг закричала, бросилась на Милочку и стала молотить ее кулаками! Милочка оттолкнула девочку, та упала на пол и заплакала – громко, отчаянно…
… – Ольга Павловна! – позвал капитан Астахов. – Вы меня слышите? Вам плохо? Может, воды?
Несколько секунд Оля смотрела на него бессмысленным взглядом, потом с силой провела ладонями по лицу и поднялась…
Глава 16. Ожидание
В дверь позвонили. Тамара Голик отложила книгу и прислушалась. Высокие часы в углу гостиной показывали без двух двенадцать. Маятник с медным диском, сверкая, мотался туда-сюда – звук напоминал падающие капли. Прошла минута, другая. Часы с астматическим всхлипом начали отбивать полночь, и сразу же раздался новый звонок. Она знала, кто это, но медлила, не летела открывать… как когда-то. Сидела, обхватив себя руками, чувствуя бьющееся в горле сердце. Звонок раздался снова, и тогда она поднялась и пошла в прихожую.
Руслан вошел, они молча смотрели друг на друга. Пауза затягивалась.
– Можно? – спросил Руслан. – Извини, что поздно. Не хотел звонить… – Он не закончил фразу, но Тамара поняла: – Не хотел звонить, потому что не уверен, что нужно и ты позволишь… А так сразу как в омут головой.
– Проходи. – Она повернулась и пошла из прихожей…
– Мы друзья? – спросил Руслан.
Тамара промолчала. Гость сидел на диване, она примостилась в кресле. На журнальном столике стояла бутылка красного вина. Бокалов не было. Бутылка смотрелась сиротливо.
– Я виноват перед тобой, я должен был поговорить, объяснить, но все произошло так быстро… Это было наваждение! Магия! Я не узнавал себя… Мы с тобой друзья, знакомы столько лет… я уверен, ты меня понимаешь. Скажи хоть что-нибудь! Мне некуда идти, ты единственный человек, который знает про меня все…
– Я тебе сочувствую, – сказала Тамара деревянным голосом. – Я тебя понимаю… магия! Конечно.
– Я влюбился как мальчишка! Ты знала ее лучше меня, вы дружили… Нам было хорошо вместе, я часто вспоминаю, как мы втроем ходили в театр, на природу… А потом, сам не знаю, как получилось, ты отдалилась… наверное, почувствовала?
Почувствовала? Нет, она ничего не чувствовала. Она была спокойна и не считала Снежану опасной, так как Руслан был не в ее вкусе. В нем нет искры, он не умел болтать, не был заводилой. Снежана так и сказала ей: «Как ты можешь с ним? От него же мухи дохнут!» Конечно, после забияки-гонщика, кутилы-ресторатора, целой вереницы других – ярких, шумных, драчливых – Руслан казался пресным. А потом что-то случилось…
Она не сразу почувствовала, что эти двое отдалились, не сразу заметила их взгляды друг на друга… А потом Снежана сказала, что они – любовники. Тамара помнит, как подруга смотрела на нее – с любопытством, улыбаясь…
Рассматривала, как раздавленную букашку – дергается или уже испустила дух. Она сказала: «Ты же сама говорила, что вы всего-навсего друзья! Руслан сделал мне предложение, и я согласилась. Знаешь, хочется праздника, чтобы весь город знал, шикарное платье, медовый месяц где-нибудь в Испании или в Мексике… Ты ведь не сердишься?»
Снежана смотрела на нее в упор, а она думала: только бы не показать, как ей больно. Почему-то самым важным было не показать… Вместо того чтобы вцепиться ей в волосы, закричать, обругать, толкнуть, Тамара пожала плечами… нарочито равнодушно и сказала: «Не говори глупости, конечно, не сержусь!»