Кто там прячется во мраке?

– Горе горькое, – вздохнула Алевтина. – Говорят, ее убили ножом, прямо во время праздника. У них праздник был, показывали одежду, и ее прямо там убили. Народу полно, пьют-гуляют, разве за всеми уследишь! Еще говорят, украшение пропало, женихов подарок, страшно дорогое. Вот как оно бывает: вроде все приличные люди, небедные, а ведь польстился ж кто-то, не побоялся лишить человека жизни из-за какой-то цацки. Ты жениха знаешь? Что за человек? Фото есть?

– Не знаю. Архитектор, кажется. Милочка говорила, хороший. Фотографии нет.

– Несчастье-то какое! Такая молодая, красивая… Принцесса! И ему не позавидуешь, жениху-то. Хорошо, что Павел Иванович ушел первый, не пережил бы. А тебе вот что я скажу: замуж надо! Замуж. А то докукуешься вроде меня… Одной плохо, некому заступиться, как сирота. Детвора выросла, и не нужна стала. Нет, сестра не гонит, конечно. Живи, говорит, сколько хочешь, не чужая, а только я же вижу! И комната лишняя им не помешает.

– Хочешь пожить в нашей квартире?

– Правда? – обрадовалась Алевтина. – Спасибо! А ты ее не продашь?

– Пока нет. Живи. Я скажу, когда можно переехать. Наверное, они захотят посмотреть… или обыскать.

– Компьютер заберут, – сказала Алевтина. – В кино всегда компьютер забирают…

Она нерешительно смотрела на Олю, словно хотела спросить о чем-то, но не решалась. Оля поняла и сказала:

– Алечка, это Сашин сын. Мой и Сашин.

Алевтина беззвучно ахнула; закрыла лицо руками и расплакалась…

– Ну-ну, перестань, моя хорошая! Сашка – замечательный мальчик, похож на Сашу. Я вас познакомлю.

– Как же так, Олечка? Почему же ты не сказала? Он хороший был, твой Саша. И Павел Иванович его очень уважал. Такое горе! Молодой, здоровый, красивый… Так любил тебя! Сердечный приступ на ровном месте, вот так живешь и не знаешь… В одночасье!

Оля молчала.

– И Милка его любила, все вешалась на шею: братик, братик… А теперь никого не осталось, ты одна.

– Я не одна, у меня есть Саша и ты. Хочешь приехать к нам?

– Старая я стала, Олечка, боюсь далеко от дома. Лучше ты возвращайся. Вместе с сыном возвращайтесь, ваш дом здесь. А Милка знала про ребенка?

– Нет. Никто не знал.

– Получается, ты сбежала? От кого?

– Просто уехала…

…Она вздрогнула при виде капитана Астахова, о котором успела забыть.

– У меня к вам просьба, – он смотрел на нее… Нет! Рассматривал! Подозрительно, как показалось Оле. Она кивнула. – Вы остановились в гостинице?

Он прекрасно знал, где она остановилась!

– Да, в гостинице. – Оля смотрела выжидающе. Неприятный человек! Из тех, кто никому не верит и всех подозревает.

– Но вы жили здесь раньше…

– Десять лет назад.

– Вы не могли бы пройтись по комнатам, посмотреть, все ли на месте? Тут есть сейф?

– Сейф в кабинете отца. Пройтись по комнатам? – переспросила она с недоумением. – За десять лет многое изменилось… – она кивнула на диван и бар. – Наверное, в комнате сестры тоже. Она любила украшения, держала в шкатулке из нефрита… Отец подарил. А что именно и сколько… я не знаю. Когда я уехала, сестре было четырнадцать. Я приезжала только один раз, два года назад. На похороны отца. И теперь…

– Выражаю вам свои соболезнования, – сказал капитан Астахов, и Оля почувствовала, что сейчас расплачется.

Она словно видела их всех: радостных, оживленных! Дядя Паша рассказывал какой-то глупый анекдот, они хохотали; Алевтина возилась на кухне. Саша смотрел на нее, а Милочка – на него… Его сестренка Нюта, которой он заменил родителей, совсем маленькая и смешная, с двумя тощими косичками, сидела как мышонок, только переводила сияющий взгляд с Саши на нее, Олю. Они засиделись до вечера, обсуждая свадьбу, гостей, венчание в Спасском соборе…

Оля готовила кофе, дядя Паша достал коньяк, хранимый для особых случаев – чуть не столетней выдержки. Им не хотелось расходиться. Она сидела около Саши, он обнимал ее за плечи; дядя Паша был в ударе, после анекдотов он перешел на воспоминания… Даже прослезился, рассказывая, какой Оля была, когда он увидел ее впервые.

– Маленькая, пугливая девчушка! – кричал дядя Паша. – А посмотрите сейчас! Умница! Красавица! Красный диплом! А?

Он разливал коньяк, и они пили. А потом случилось страшное… Саша вдруг упал лицом в стол и захрипел. Дядя Паша успел сказать: «Саш, ты чего?» – и замолчал. Саша стал соскальзывать со стула, и она схватила его за руку, безуспешно пытаясь удержать. Он упал на пол, неловко подогнув под себя руки. Стук его рук… костяшек пальцев об пол – до сих пор стоит в ушах. Нюта закричала отчаянно: «Саша! Сашенька!» – и бросилась поднимать его с пола. Оля помнит, что в голове звенело тонко и мерзко, помнит горечь во рту, помнит свой страх… ужас! И понимание, что произошло непоправимое… Помнит, как трясла Сашу, а дядя Паша звонил в «Скорую»… Она помнит взгляд Милочки – сестра улыбалась… Позже она убедила себя, что ей показалось – они все были испуганы и растеряны, гримасу испуга и растерянности легко принять за улыбку…