Кто там прячется во мраке?

Людей пока немного; прибывшие подходят, кладут цветы на длинный столик у изножия гроба; соблюдая приличия, стоят минуту, опустив голову; подходят к группе жениха, негромко выражают соболезнования, жмут руки и отходят, уступая место новым гостям. Дипломированный фотограф Иван Денисенко на работе: сосредоточенно выбирает ракурс и щелкает как заведенный. Тут и там мелькает красная физиономия живчика Леши Добродеева из «Вечерней лошади» – он тоже щелкает происходящее на телефон и одновременно наговаривает на диктофон.

Федор Алексеев стоит поодаль, рассматривает лица скорбящих, полные любопытства. Мрачный жених, не сводящий взгляда с лица Снежаны, заплаканная Регина, застывший Игорек с опущенной головой – в неярком свете сверкает его гладко выбритая макушка, девушки с потупленными взорами. Женщина в гробу бледна, спокойна, отрешена от всего земного. Она – часть ритуала. Зрелище. Вещь… уже. Душа ее, если душа существует, плывет в поднебесной выси, свободная и счастливая. Бледная незнакомка промокает глаза; полная старуха не отрываясь смотрит на Снежану, иногда шепчет что-то и качает головой. Читает молитву?

Народу прибывает. Ритуальный круг повторяется снова и снова: цветы на стол, пожатие рук, соболезнования; лица скорбные и любопытствующие одновременно. Почти все снимают действо на айфон. Распорядитель, бесшумно скользящий по залу, шепотом требует прекратить съемку. Никто не уходит – все толпятся у стен, крутят головами и стреляют глазами, разглядывая друг друга; перешептываются. Приличествующая скорбь на лицах, слезы, носовые платочки. Известные узнаваемые особы города: мэр с супругой, кутюрье Рощенко со своей бандой, светские львицы, режиссер Виталий Вербицкий с его лицедеями; бизнесмены, репортеры, блогеры и другие…

Становится тесно – к жениху уже приходится протискиваться; гости толкаются, дамы поправляют съехавшие шляпки, душно; в зале висит густое облако, тяжелая надрывная смесь из запахов белых лилий, парфюма, дыхания; шепот, шелест, шорох шагов заглушают музыку…

Зрелище. Ритуал. Как и тысячу лет назад.

Как сказал Игорек: «Надо выдержать…»

Федор Алексеев тоже подошел. Пожал руку Бродскому, обнялся с Региной и похлопал по плечу Игорька. Кивнул девушкам, остановив взгляд на кукольном личике Алины, с которой так и не поговорил. Вспомнил Саиду… Вздохнул.

Он скользил взглядом по лицам, прокручивая мысленно «кино» от Игорька. Те же люди, та же толпа. С той разницей, что толпа не радостная, а нарочито печальная, в черном. Возвращался к группе с Бродским. Отмечал его застывшее лицо, растерянный вид Регины – он никогда не видел ее в подобном размазанном состоянии, мрачное лицо Игорька. Взглянув в очередной раз на Бродского, Федор отметил, как на его лице промелькнуло выражение растерянности… во всяком случае, так ему показалось. Вспомнил что-то? Вот Бродский поднял голову и обвел взглядом толпу, задерживаясь на отдельных лицах… словно проснулся и спросил себя, что он тут делает. Выражение напряженное, губы плотно сжаты…

…К Федору протиснулся Игорек, спросил:

– Ты с нами? Через двадцать минут погрузка, автобусы уже прибыли.

– Я домой, – сказал Федор. – Нужно проверить работы: задолжал. Сможешь закинуть запись? Есть пара интересных персонажей… Вон тот, в черном и почему-то в черных перчатках. Шеремет никак?

– Он самый.

– Кто привел его на показ, не выяснил?

– Нет. Не до того было. Это важно?

– Не знаю. Я бы еще раз поговорил с Сандрой…

– Что-то почуял?

Федор пожал плечами:

– Не знаю. Всегда есть какие-то детали… нужно правильно задать вопрос. А новые вопросы возникают после того, как осмыслишь услышанное. Сможешь устроить?

– Когда?

– Давай послезавтра. В два. Нормально?

– Нормально. Только с ней?

– Еще с Алиной… чтобы поставить точку. Что за человек сестра Снежаны? Это она с Русланом? А кто старая женщина рядом?

– Она. Я вас познакомлю, ее зовут Ольга. Ольга Рубович. Старуха – бывшая домоправительница и нянька. Может, все-таки с нами? Регина расстроится. Она снова закурила и уже неделю не просыхает.

Они посмотрели на Регину. Лицо ее было багровым и блестело от пота; она привалилась к плечу Бродского словно боялась упасть.

– Если заметит, – сказал Федор.

Игорек хмыкнул, соглашаясь…

…Он подвел Олю к Федору, представил:

– Ольга, это мой добрый друг, философ Федор Алексеев. Консультирует полицию, раскрывает самые запутанные преступления. Вот, попросил познакомить с вами. А это Ольга Рубович. Можно, Оля?

Девушка улыбнулась и кивнула.

– Очень приятно, – сказал Федор, рассматривая ее. Загадал: сейчас спросит, при чем тут философия. Но она ни о чем не спросила. – Мы можем поговорить? В любое удобное для вас время.

– Можно завтра, – сказала Оля. – Где? В городе так много нового…

– Давайте в одиннадцать в «Пасте-басте». Это кафе на площади, напротив театра. Там у входа стоит старое пианино. Сможете?

Она кивнула:

– В одиннадцать я буду в кафе.

– Все? – спросил Игорек. – Тогда я умыкаю Олечку. Оревуар!

Федор вдруг увидел Аню – она стояла поодаль, пристально глядя на них. Он улыбнулся и сказал шутливо:

– А это самая юная модель «Икеары», Анечка!