Кто там прячется во мраке?

Я пытаюсь вспомнить, кого я видела около гримерки, я же ходила туда-сюда, выносила посуду… были какие-то люди в коридоре, входили и выходили… знать бы заранее! На поминки я не поехала: устала и настроение ужасное. Все время думаю, а ведь я его видела! Должна была видеть. Вспоминаю… и ничего! А может, это кара за Сашу? Оля не верит, говорит, не может быть, ей было всего четырнадцать. Но я же помню, как она улыбалась! Все кинулись к Саше, а она улыбалась! Она могла, она была жестокая и подлая. Она ревновала его к Оле. Оля говорит: не может быть, а почему тогда уехала? Она просто сбежала! Она не хотела больше с ними… не могла. Может, боялась, что она и ей подсыпет? Или боялась за ребенка? Ладно, хватит. Не хочу больше думать об этом…

Глава 21. Странный вечер

Ты, Ненависть, живешь по пьяному закону:Сколь в глотку ни вливай, а жажды не унять…

Шарль Бодлер. «Бочка ненависти»

Тамара Голик лежала на диване перед телевизором с выключенным звуком, невидяще смотрела на экран. Шел бесконечный сериал о любви, тягомотный, слюнявый, бьющий на эмоции и ничего, кроме раздражения, не вызывающий. Героиня смотрела глазами больной коровы, с вечным укором, он – мачо, только и делал, что устраивал ей гадости, а она терпела, чтобы сохранить семью. И еще любовь. Она любила. Они оба любили, а ведь любовь – самое в жизни главное, особенно если персонажи созданы друг для друга. Ну, переспал с ее подругой, надрался как свинья, не пришел ночевать, обматерил… но ведь любит! И так все четырнадцать серий, конца-краю нет.

На журнальном столике стояла бутылка красного и бокал…

Краем глаза Тамара отмечала движение на экране и вспоминала прощание в Доме, толпу, ее жадное любопытство, едва державшуюся на ногах Регину, девушек, Игорька и Руслана. Мрачного, убитого горем, несчастного Руслана… Толпа, шелест платьев и шорох шагов, у всех в руках мобильные телефоны – как же, событие века! И ведь просили же, никаких съемок! Венки, цветы… Белые лилии: их надрывный тошнотворный запах, от которого меркнет в глазах и сбивается дыхание. Ее тесные туфли, шикарное платье – вырядилась, дура! А он даже не посмотрел. Отвратительный день! Вычеркнутый из жизни.

Вычеркнутый? Ну уж нет! День, когда вздрогнула Земля, или как-то там… был, кажется, такой роман, читанный в юности. Судьба поставила точку в романе Снежаны и Руслана. Любимой подруги и любимого друга. Все. Точка. Роман остался в прошлом. Скорбь, печаль, траур… Да, конечно, пусть, надо отдать долг. Прекрасная невеста в гробу, цветы, музыка… Сольное выступление, все взгляды прикованы – она так любила вызывать восторг! Звездная роль. Овации! Все бывшие собрались, целая команда: Егор Шеремет с каменной рожей, учитель с мучительной гримасой, толстый красномордый ресторатор… Ах, какая красотка! Ангел! Чудо как хороша! Только никто не завидует. Все осталось в прошлом. Зависть, ненависть, злоба, ревность… Тяжелый день. Зато сейчас облегчение и приятная усталость – все кончилось, останется в прошлом, можно забыть… начать забывать.

Тамара ушла с кладбища по-английски, ни с кем не попрощавшись. Ускользнула. Не пошла на поминки. День выдался не только тяжелый, но и мрачный, холодный. И туфли жали… чертовы туфли! Нет, какова ирония! Любимая подруга в гробу, все рыдают, и она, Тамара, тоже в слезах – туфли жмут, больно до обморока! Прощай, Снежана! Наши дорожки разошлись, встретимся ли? Твои и Руслана дорожки тоже разошлись… навсегда.

Руслан… Весь день она была рядом, на подхвате; они иногда встречались взглядами – ему нужна поддержка, он хочет говорить о Снежане, вспоминать, ему нужен слушатель. Молчаливый, печальный, понимающий слушатель. Плечо друга ему нужно, жилетка и локоть. Она согласна слушать, вспоминать, сочувствовать… Ах, какое неизбывное горе! Какая вопиющая несправедливость! За что? Такая красавица, ангел, светлое чудо! Поплачь, мой дорогой, выпей вина, залей горе… Я рядом! Я выпью с тобой: пусть земля ей пухом и царствие небесное. Я с тобой, обопрись о мое плечо, я так тебя понимаю! О, как я тебя понимаю! А там посмотрим…