Кто ты будешь такой?

Над киоском с газетами солнце переплавляло воздух в жидкое сливочное масло. Аля купила «Из рук в руки», взяла сдачу. Монеты оказались горячими и липкими – продавщица ела мороженое, которое таяло быстрее, чем та успевала слизывать. Сложив газету под мышку, Аля огляделась. Возвращаться в комнату 517 не хотелось. На третьем этаже торгового центра располагался книжный магазин. Конечно, покупка нового романа в ее финансовом положении – безумие, но не прошло и трех минут, а Аля уже стояла в сумрачном зале и листала книги. Она провела в магазине почти час, зачем-то купила «Воспоминания моих грустных шлюх» Маркеса. Слишком жиденькая книжка за такие деньги. На обратном пути у выхода остановилась у павильона с восточными сладостями.

– Что вам? – обратился к ней с акцентом продавец, ее ровесник, золотозубый, в бархатной тюбетейке.

– А это что? – она показала на кубики, обсыпанные пудрой. У кубиков были чистые пастельные цвета – желтый, белый, персиковый, салатовый.

– Рахат-лукум.

– Дайте мне розовый.

Забрав покупку, вышла на улицу и, охваченная приступом избавления от денег, высыпала последнюю мелочь в коробку одноухому нищему. Ничего не выражающим взглядом тот скользнул по ее лицу. На коробку, куда упали монеты, даже не взглянул. Изможденное лицо его выражало королевское презрение. Аля вдруг подумала, что никогда не видела, чтобы попрошайки что-нибудь ели. Вот уличные продавцы все время жуют, грызут, сосут – та же газетчица с мороженым или вон толстуха в ситцевом платье в крупный горох: разложила на газете футболки, трусы, носки и ест с аппетитом сдобную булочку.

Открыв дверь своей комнаты, Аля вошла внутрь, положила покупки на стол. Раскрыла пакет с рахат-лукумом – розоватые припудренные квадратики сбились в кучку. Взяла один, пальцы сразу покрылись пыльцой. Улеглась на кровать. Пружины скрипнули. На уши надавила тишина – та особенная городская тишина, случающаяся на фоне шума летней оживленной улицы, когда все значимые звуки высосаны до вакуума, и собственного голоса не услыхать, но при этом хорошо различимы гудки машин, стуки каблуков, смех; шум листвы, перебираемой ветром; детский далекий плач; стук мяча на футбольной площадке. Аля рассмотрела на свет кусочек рахат-лукума. Осторожно откусила самую крошку, с трудом прожевала. Такой симпатичный квадратик оказался безвкусной приторной сладостью. Бросила его на пол. Отвернулась к стене, поджав ноги и обняв себя руками. Вдруг вскочила, высыпала из пакета на пол все розовые кубики и принялась топтать их босыми пятками – долго, яростно, отчаянно. Давила, уничтожала, как ядовитых насекомых, до тех пор, пока не обессилела.

Духов является ночью. Аля открывает на стук дверь, он входит молча и тянет ее за руку внутрь комнаты. Щелк, английский замок за спиной захлопывается. Как ты прошел, хочет спросить она, но голос не слушается. Свет уличного фонаря помогает не споткнуться, разглядеть его изгиб шеи, блеск глаз. Оба замирают лицом к лицу в темноте, ничего не говорят, только дышат. У Али дрожат колени, подбородок. Руки Макара тоже дрожат, когда он снимает с нее футболку. Предугадав его движение расположиться на полу, она тянет его к кровати. Казенная кровать узкая и неудобная для двоих, но все же лучше, чем жесткий пол, усыпанный к тому же остатками розового рахат-лукума, раздавленного вчера ею в ярости.

2005, июль – середина августа, Москва

В ящике кухонного стола Духовых, среди лекарств и спичек, Аля обнаружила тетрадь матери Макара Веры. Большого формата, листы разлинованные. Картонная, когда-то белая обложка потемнела, края страниц засалились и обтрепались. В этой тетради Вера записывала вперемежку кулинарные рецепты и названия лекарств, советы для огородников, номера телефонов, списки гостей к семейным праздникам. Были там и мерки: размеры рубашек и брюк Витюши, размер бюстгальтера какой-то Тани. Листая страницы, Аля наткнулась на имена-отчества-фамилии учительниц Макарушки по геометрии и английскому. Иногда между рецептом чечевичного супа и правилом обрезки черной смородины Вера записывала важные события короткими предложениями: «У Тани и Миши родилась дочь». «Умер Петя». «Закрыли детский магазин на углу». «Ельцин стал президентом». «Выкидыш, девочка». Дату события указывала в скобках. Кое-где на записях виднелись следы от томатов, масла, капли йода. Последняя запись была датирована 1994 годом: «Витюша улетел в Гавану». Оставшиеся страницы, почти половина тетради, так и остались незаполненными, но пожелтели, как и все остальные.

Аля, играя в молодую жену, пользуется рецептами из этой тетради. Выбирает, конечно, попроще – куриный суп, оладушки из кабачков, винегрет, ягодный компот. Получается не так чтобы, а мясо и вовсе не выходит, подгорает и делается жестким, плотным, как пластмассовая игрушка для собак. Духов, впрочем, всегда съедает и выпивает результаты ее опытов. Он из тех, кто не замечает, что ест, разве только не попадется что-то уж очень вкусное.