Как-то пришлось позвонить Ивану Арсеньевичу вне уговоренного времени, когда двое бомжей повели Макарку сначала в «Пятерочку», вышли откуда с пакетами покупок, а потом потащили под железнодорожный мост, где внезапно скрылись за едва приметной дверью в техническое помещение. «Ну, не убьют же они его, Алеш. Вылечим, если что, не вмешивайся». И еще было несколько подобных случаев, когда к Макарке проявляли интерес странные личности. Это казалось опасным: кровоподтеки и выбитый зуб Макарки служили тому подтверждением, но Константинович всякий раз велел не вмешиваться. Самому Алеше было тошно смотреть на безволие «объекта». Мягкий белый червяк. Кто зацепит, тот и тащит. Тем удивительней было событие, после которого Иван Арсеньевич кинул спасательный круг.
Где-то набрав полный рюкзак камней (Алеша не уследил), Макарка явился на заправку в черте города и принялся швырять камни в витрину. Стекла мгновенно осыпались, и Макарка переключился на топливные колонки. Водители и заправщики ринулись к нему, он перепрыгнул через разбитую витрину внутрь здания, порезался, принялся швырять на пол содержимое полок, бить бутылки, растаптывать упаковки. И все это – молча. Алеша не успел вмешаться, водители схватили Макарку и держали до приезда милиции. Он и им слова не сказал, но, выбрав момент, ударил головой одного из ментов, разбил ему бровь. Константинович еле вызволил придурка. А когда тот подошел к машине, то вместо благодарности стукнул по дверце со всей силы. Иван Арсеньевич мгновенно пресек движение Алеши – не реагируй. До сих пор на том месте вмятина, так и не получилось до конца выправить. В тот день Константинович и Макарка долго ходили по набережной, разговаривали. Когда вернулись в машину, особой радости в глазах «объекта» Алеша не заметил, будто тому было все равно. Неделю-две был как болванка, а потом как-то сдвинулось.
Ну а теперь все
Алеша раскрыл желтое пластмассовое ядро, вытряхнул содержимое на ладонь – дракончик. Улыбнулся. Ну надо же. Несколько дней назад Алеша сделал татуировку на плече – небольшой дракон, раскрывший пасть. Немного щипало еще. Но это неважно. Алеша коснулся плеча сквозь свитер. Теперь дракон всегда будет на плече, теперь они вдвоем. На тату, на чешуе дракона можно было угадать букву К. Сходу не разглядишь, но если знаешь, что она там, увидишь.
Спустя два дня Алеша сидел на берегу на притащенном откуда-то пне и смотрел, как Полинка – белые закатанные брюки, блузка, развеваемая ветром, – сносным, прилично себя ведущим ветром, ровно таким, каким нужно для съемки, как сказал Иван Арсеньевич, – брела по кромке воды. Вода была ледяная, это Алеша знал. Но Полинка, капризы которой по любым пустякам были Алеше хорошо знакомы, сейчас, под камерами, будто и не замечала холода. Точно была обезболена. В бою, даже учебном, так же: в какой-то момент ты перестаешь замечать свое тело, разве что слышишь, как стучит сердце. Что уж говорить про настоящий бой. В чеченских горах во время операции Алешу однажды в руку укусила змея. Отсосав яд, он тогда затянул повыше бинт, который всегда носил с собой, и ни словом ребятам не обмолвился. Когда замутило в глазах, горы слились в огромное серое одеяло, с дырами и вкраплениями, и это одеяло начало сползать вниз и тянуть за собой, Алеша сумел удержаться и завершить операцию вместе со всеми. Сказал об укусе ребятам, когда все кончилось, и тогда уже они о нем позаботились.
Вот и Полинка брела сейчас по кромке, не замечая ничего, что не относилось к делу. Алеша был уверен – по ее коже не ползли даже мурашки.
Константинович в этот раз снимал фэнтези. Ему нравилось играть с жанрами, хотя, конечно, это все равно были фильмы Константиновича. Алеша, присутствовавший уже не на одном интервью, прочитавший не одну критическую статью вслух, не то чтобы стал разбирался в кинокухне, но многие понятия были теперь у него на слуху. Занимайся Иван Арсеньевич собаками, или разведением помидорных плантаций, или строительством небоскребов – для Алеши ничего бы не изменилось, только нахватался бы других понятий, выполнял бы несколько другие поручения и встречался бы с несколько другими людьми.