Кто убил Влада Листьева?

Вельский поморщился — очень хотелось бумаги, в которых все это было описано и которые пришли из администрации президента, выбросить в корзину, но он не имел права этого делать. Вызвал Трибоя и молча протянул ему письма Лизуновой. Трибой, как и Вельский, поморщился — реакция у них была одинаковой.

— Георгий Ильич, это снова прыжок вбок.

— Я вас не заставляю совершать прыжки вбок.

— Тогда что же делать?

— Поезжайте в поликлинику по месту проживания Екатерины Васильевны Лизуновой, поинтересуйтесь, в добром ли она здравии, а потом уже ведите разговор… Встретиться с нею придется, конечно, обязательно. Но это совсем не означает, что мы еще месяц будем идти по ложному следу. У нас все есть, нам и без Лизуновой понятно, кого надо арестовать и кто должен отвечать за убийство Влада…

Трибой поехал в поликлинику, к которой была приписана Лизунова, поехал сам, хотя работы у него было сверх головы. В поликлинике узнал, что Екатерина Васильевна является инвалидом второй группы. Диагноз — джексоновская эпилепсия.

Все вопросы отпали сами собой. Трибой завернул к ней домой — Лизунова оказалась розовощекой словоохотливой старушкой, пробыл у нее двадцать минут и вернулся в Генеральную прокуратуру.

Ложный след был отсечен.

В администрацию президента пошла соответствующая бумага.

105

В тот день Феня рано — ни свет ни заря — явился в кабинет к Хозяину. Тот стоял в привычной позе у стены, наклонившись к ней под углом, косо расположив корпус и ноги, — тренировал костяшки пальцев, отжимался. Феня несколько раз уже приставал к Хозяину с предложением купить хороший заморский тренажер, на котором можно качать не только мышцы рук и укреплять кулаки, можно давать нагрузку даже мочкам ушей и векам. Но Хозяин, пренебрежительно глядя на Феню, делал пальцами щелчок по воздуху, отшибал его от себя: пошел, дескать, ты, Феня… Глаза у него при этом были такие, будто он собирался превратить Феню в пепел.

Так и тренирует Хозяин себя в позе «ноги под углом», так и не снизошел он до хромированного тренажера.

— Ну, чего прискакал? — Голос у Хозяина сегодня был чистым, звучным, по-настоящему певческим, взгляд — ясным, как у пионера, только что принявшего присягу. — Говори!

— Новость есть. Не знаю только, какая она, хорошая или плохая…

— Ты говори, а я решу, хорошая она или плохая.

— Убили главного редактора… Ну, этого самого. — Феня неопределенно повертел в воздухе ладонью. — Этого пасквильного листка…

Хозяин не сразу сообразил, что за листок имеет в виду Феня, а когда сообразил, присвистнул.

— Значит, не одного меня этот козел обидел, — сказал он.

— Скандальный мужик. Он по многим прохаживался.

— Да, не одного меня обидел, — повторил Хозяин. В голосе его появились задумчивые нотки. Он отжался еще несколько раз, откинулся от стены. — Действительно, Феня, я тоже затрудняюсь сказать, хорошая это новость или плохая.

— А я что говорил, Хозяин?

— Жаль, со смертью этого человека не удастся узнать, кто все-таки заложил меня.

Феня почувствовал, как по позвоночнику у него, обтекая позвонки, поползла холодная змейка. Внутри радостно промелькнуло: и хорошо, что не удастся узнать. А когда Хозяин узнает — будет поздно, Феня к этой поре приобретет дом на Багамах и обживется там.

— Однако новость эта заслуживает, чтобы ее потщательнее разжевать, — сказал Хозяин и с кряхтением уселся за стол, стрельнул щелчком по воздуху, целя в феню: — Можешь идти!

Проводив Феню взглядом, Хозяин скрестил на животе руки и задумался. Конечно, сам факт, что этот болтун почил в бозе, — отрадный, от этого только воздух чище будет. А вот по другой части — кто его заказал? — дело обстоит хуже. Злопыхатели, чтоб им ни дна; ни покрышки, постараются все свалить на Хозяина. Но ведь он-то себя знает, он-то этого жмурика не убирал — ни к чему это. Да если бы и убрал его, то сделал бы так, что комар носа не подточит. Умер бы тот у себя на работе, в кабинете, от приступа кашля и был бы доволен своей смертью. Или умер бы в машине, на руках у водителя, от головокружения.

Хозяин бы сработал так чисто, как сработал со старым пнем — Героем Советского Союза. И сделал бы это не сейчас. Не вчера и не сегодня. Сделал бы в лучшем случае послезавтра. А еще лучше — послепослезавтра… Хозяин с шумом вздохнул — вогнал в мощную таксистскую грудь воздуха, задержал его внутри, словно хотел прополоскать себе легкие, и резко выбил воздух из ноздрей.

Перед ним на столе среди золоченых приборов на дорогом кожаном подиуме стоял приемник. Газеты, конечно, о смерти этого козла дать еще ничего не успели, а вот радио с телевидением утром дадут что-нибудь обязательно.

Телевизор Хозяин не любил: много шума, треска, крови, а результат нулевой, кроме боли в затылке, ничего нет.

Он включил приемник.

Передавали последние известия. Диктор — бойкий молодой человек, это ощущалось по его напряженному звонкому голосу, начал передачу с «жареного» сообщения — с убийства главного редактора популярной газеты.