Кто в тереме?

Расширкались с ним немножко. Ну, нашли. Села опять за чай, а там не чай – холодец! А во рту – Мамай прошел, все выжжено! И только рот растрямкнула – «Дуня, пуговица оторвалась!» Пришпандорила ему пуговицу. На завтрак хлебова никакого нет, а ему – похлебать с утра подай!

Скандибекала омлет на скорую, вбрякала пять яиц, сидит, уминает свою дрышлю! Я себе новую пипирку заварила. Чебурдыкнулась на стул – слава тебе господи, и мой черед пришел почвалакать!

Ну, а после – понеслась Манька по кукурузе! Сам-то в гараж свой ушмякал, даже не побрился, так и свинтил, как мамуас, заросший! И надо же – вдвоем завтракали, а чепушек полна раковина! И так вот день напропалую, к вечеру ухыркалась так, что только на подушку бякнуться!»

Причем, что интересно, изъяснялась Дуня на своем языке только в близком кругу, подсознательно понимая, что в иных кругах будет неправильно понята. А уж с чиновными людьми разговаривала правильным, местами даже вполне литературным языком.

Дуня была дамой колоритной. Не слишком высокая, чуть выше среднего роста, телесно она была одарена природой более чем щедро. На юношеских фотографиях она выглядела пухленькой, но стройной миловидной брюнеткой с курносым носиком.

К своим пятидесяти с некоторым хвостиком Дуня значительно приумножила изначально отпущенное ей природой. Все было при ней, и всего было не только в достатке, но весьма в избытке. При взгляде на нее рождалась мысль, что женщина живет, как птичка, безмятежно, и в ладах со своей совестью. Совесть ее не отягощена проблемой лишнего съеденного куска и ужина после шести (захотелось – и съела, что такого!) и не истязает ее по ночам укорами. А о диетах женщина имеет весьма поверхностное представление и не собирается на старости лет его углублять.

Характер у Дуниной совести был таким же покладистым, как и у нее самой. Одним словом, Дуня жила по принципу одной из героинь Клары Новиковой: столько в себя за всю жизнь вложено, и что ж теперь, от этого избавляться?!

Кое-какие проблемы все же существовали. Например, Дуня обладала щедрым даром природы седьмого размера. Бюстгальтер седьмого размера купить было непросто. Муж шутил: «Дальше уже – только рюкзаки!» Тут ее выручала сотрудница, Людмила Петровна, соседка которой Лида Херсонская работала на швейной фабрике, специализировавшейся на пошиве постельного белья и медицинских халатов. Лида Херсонская сама, или кто-то из ее товарок, кому она подгоняла шабашку, выполняли оптовый Дунин заказ на пошив трех-четырех бюстгальтеров сразу, когда появлялась нужда.

Но имелись и свои преимущества в обладании таким выдающимся бюстом, которые отмечал Дунин же муж. «Подушек не надо, – хвастался он корешам, – на одну титьку лег, второй прикрылся. И мягко, и тепло, и звуконепроницаемо. Опять же, природный материал, экологичный, не то, что грязное куриное перо или синтетический наполнитель!»

При этом Дуня несла свой вес легко. Как-то довелось им с Людмилой Петровной гулять вместе на свадьбе – сотрудница выдавала дочь замуж, и они получили приглашения. Людмила Петровна диву давалась, глядя на то, как пышнотелая Дуня в яркой фиолетовой кофте с блестками, словно гигантская экзотическая бабочка, порхала вокруг своего мужа в танце.

«Она, наверно, и канкан сможет!» – завистливо думала Людмила Петровна, сроду не умевшая хорошо танцевать и за всю свою жизнь не освоившая этой премудрости, несмотря на худосочность и малый вес.

А уж карими глазками с поволокой Дуня в свое время, наверное, подстрелила не одного воздыхателя, пока не нарвалась на будущего мужа – шоферюгу Толика Горохова.

Прожили они с Анатолием Николаевичем в любви и согласии 30 лет с гаком. И любовь, вроде бы, закончилась на каком-то отрезке жизненного пути, и согласие было относительным. И, как не без оснований полагала сама Дуня, Толик был ей не всегда верен в силу профессии шофера и склонности к разнообразию абсолютно во всем. Но ее ровный покладистый нрав и просто-таки библейское терпение удержали семейную лодку на плаву.

Смастерили они четырех дочерей. Анатолий все лелеял мечту о сыне, но когда Дуня родила в 38 лет четвертую, Юльку, и муж через пару лет приступил к ней с претензиями и требованием работать над ошибками до победного конца, она скроила символическую фигуру из пяти пальцев и поднесла ее мужу к носу.

– Видал?

– Ты чего, Дусечка? Офонарела?

– Да это ты офонарел. Я тебе что, корова-симменталка?

– А при чем тут симменталка?

– Может, и ни при чем. Но что корова – это точно. И по размерам, и всю жизнь дойная. А ты знай, раскатываешь на своей пыхтелке-тарахтелке.

– Я что, не для семьи раскатываю?

– Для семьи, но раскатываешь! А я тут в это время пешком вошкаюсь с четырьмя.

– Дусечка, а как же наследник?

Дуня обидно захохотала.

– А что ж ты ему в наследство собираешься оставить? Свою ржавую «копейку»? Тебе вон родитель дом оставил, а ты хоть приданое дочерям собери!

– Ну, как… Фамилию передать…

– Ах ты ж, божечки! Фамилия-то у нас знатная какая! Гороховы мы! Прямо-таки ваше велико!