Кто в тереме?

Вслух сомнений никто не высказывал, все дружно играли в благородство, пока однажды снедаемая беспокойством за своего протеже Людмила Петровна, вкупе с Зоей Васильевной, прихваченной для храбрости, не столкнулась глухой ночной порой у музейного забора с Никитой Михайловичем. С ранимой Лидой Людмила Петровна поопасалась делиться сомнениями, возможно, беспочвенными. Никита, в свою очередь одолеваемый начальственным ражем, вышел в ночь, подобно Гаруну-аль-Рашиду, проверить, насколько все спокойно на территории его маленького Багдада. То есть, сколь добросовестно охраняет вверенный его попечительству культурный объект сомнительный кадр.

Кадр-таки был на месте, в окне его светелки горел огонек. А приведенный им с собой на дежурство Басмач (лохматая беспородная псина темно-коричневой масти, которую Гарик недавно прикормил) учуяв пришельцев, не сходя с крыльца бдительно и злобно зарычал. Ему подтявкнула Мочалка – маленькое пушистое существо бурого цвета. Внимательный глаз мог бы определить, что в годы ее отшумевшей золотой юности она была блондинкой.

Мочалка прибилась к Басмачу в одну из ночей его дежурства и легко мирилась с полученным ею от Гарика неблагозвучным именем за не слишком обильную, но гарантированную миску с объедками. Днем она куда-то исчезала: вроде бы у пирса под плитой вырыла нору, где и щенков производила на свет. А ночами, причем по графику, то есть – когда дежурили Басмач с Гариком, строго через две на третью, помогала им коротать дежурство.

Как значительное число дам, миниатюрная Мочалка питала слабость к крупным мужчинам брюнетистого типа и повышенной шерстистости, вроде Басмача. Ее, вероятно, не тревожили мысли о часе Х, когда придет момент залезать под плиту и производить потомство. Она жила по легкомысленному женскому принципу – потом нам будет плохо, но это уж потом.

На их бдительный дуэт отреагировал Игорь Юрьевич, вышел на крыльцо с фонариком в одной руке и палкой (!) в другой.

– Кто здесь?! – рявкнул свирепо, хорошо поставленным баритоном. А ведь Людмила Петровна утверждала, что поет он, как ни странно, тенором.

Проверяющие шарахнулись в темноту.

Позже они определились с графиком, и уже по очереди изредка устраивали ночные вылазки. Но Гарик ни разу не подвел Людмилу Петровну и не заставил пожалеть о принятом решении Никиту Михайловича. Людмила Петровна со подруги, да и сам директор вынуждены были констатировать с заслуженной гордостью педагогов и с облегчением: Гарик Херсонский встал на ножки.

Все это уже было Бурлакову известно. Он, в силу своей дотошности, просто хотел осмотреть последнее место работы убиенного Гарика, поглядеть, так сказать, его глазами и влезть в его шкуру. Авось, родится какая-никакая мысль.

У Лиды Херсонской есть основания впасть в недоверие. Ведь в заброшенном колодце на старых дачах Игорь Юрьевич оказался после того, как отдежурил свою смену. Что его туда повело? Почему он не пошел прямиком домой, к горячему вкусному завтраку? Раньше за ним такого не водилось. И еще: почему Никита Михайлович предпочитает смотреть в сторону, когда случается ему беседовать с Бурлаковым? Есть что скрывать?

Решив использовать образовавшееся в его расписании окно и пообедать, Бурлаков все же заскочил прежде на работу. Дежурный сержант предупредил, что его ждут две женщины, которые занимавшемуся в этот момент в кабинете вдохновенной писаниной младшему лейтенанту Лысенко излагать свою проблему отказались.

Капитан взглянул на сотовый – пропущенный вызов от Лысенко. Как же это он его не услышал? Взбежал бодро на свой второй этаж. Возле его кабинета на двух стульях сидели, съежившись, мать и дочь Гороховы. При его приближении дружно вскочили и едва ли не руки по швам вытянули.

За окнами влачился паршивый серенький декабрьский денек, с неба опять сеялось непонятно что – то ли крупа, тут же и тающая, то ли морось, тут же замерзающая – термометр сегодня показывал ноль. Бурлаков промок, а нежданные гостьи его оказались более предусмотрительными: рядом со стульями, в небольшой нише, стояли их разложенные зонтики, уже высохшие. Видно, сидят здесь уже порядком.

Энергетики в этом месяце хулиганили особенно активно – производили регулярные веерные отключения электричества по улице Минусинской, где располагалось РОВД. Едва успел Бурлаков подойти поближе к женщинам, как свет опять вырубили, и коридор заполнил прямо-таки вечерний сумрак.

Капитан не успел разглядеть выражений лиц посетительниц, да тут и психологом не надо было быть, чтобы догадаться: на лицах – маски трагедии. Либо дитя дозрело до признаний, либо случилось еще нечто неординарное. Либо то и другое. А несчастная мать, естественно, – в качестве конвоира и телохранителя.