КТО ВЫ, "ЖЕЛЕЗНЫЙ ФЕЛИКС"?

О судьбе же пограничника Тойво Вяхи стало известно лишь через несколько десятилетий. Тогда же знали только то, что он был расстрелян «за предательство». Но через некоторое время на одной из южных застав появился молодой командир с орденом Красного Знамени на гимнастерке. Звали его Иван Михайлович Петров.

На Лубянке допросы С. Рейли вели руководители КРО ОГПУ А. X. Артузов, В.А. Стырне, В.А. Уколов, Г.Г. Ягода и М.А. Трилиссер.

На первом же допросе Рейли назвал свое настоящее имя и признался в нелегальном переходе советской границы с помощью «Треста» и отказался от дальнейших объяснений. Первые дни С. Рейли держался твердо, надеясь на вмешательство в его судьбу английской спецслужбы и британского правительства. И тогда ему показали не только советские, но и лондонские газеты, в которых он прочитал сообщения о собственной гибели, потерял самообладание.

Во время общения с Рейли чекисты обращались к нему не по имени, а по номеру - 73.

«73» был причастен к одной из тайн политической истории Великобритании XX в. - к появлению известного фальсифицированного «Письма Г. Зиновьева». Политическая провокация во многом обеспечила консерваторам победу над лейбористами на октябрьских выборах 1925 г. и их возвращение к власти.

«Семьдесят третий» был известен английской разведке как специалист по большевизму, консультант военного министра Великобритании У. Черчилля Сидней Джордин Рейли, заочно приговоренный в ноябре 1918 г. к расстрелу Верховным революционным трибуналом РСФСР. Операция «Трест» позволила вывести на советскую территорию 53-летнего агента английской разведки «ST1 » Соломона Розенблюма, уроженца Одессы, международного торговца оружием, в совершенстве владевшего 4 языками, капитана английских ВВС, кавалера «Военного креста» Британии.

В письме помощнику начальника КРО В.А. Стырне от 17 октября 1925 г.: Рейли отметил: «Мой последний опыт с «Трестом» до конца убедил меня в бесполезности и нецелесообразности искания какой бы то ни было опоры для антисоветской борьбы как в русских, так и в эмигрантских организациях. Во мне сложилось довольно сильное впечатление о прочности советской власти. Поэтому мне приходится смотреть на всю интервенционную политику (какого бы то ни было рода) как на нецелесообразную»¹³⁵.

Рейли, несомненно, представлял большой интерес для советской контрразведки. И чекисты старались убедить его дать необходимые показания, но натолкнулись на сопротивление. И тогда применили «специальные методы воздействия». Об этом свидетельствует дневник С. Рейли, найденный у него в камере после расстрела. Вот запись 30 октября 1925 г.: «Поздно днем Стырне... сообщил, что Коллегия ГПУ пересмотрела приговор и что, если только я не соглашусь, приговор будет приведен немедленно. Сказал, что это не удивляет меня, что мое решение остается то же самое и что я готов умереть. Был спрошен, хочу ли я получить время на размышление... Дали 1 час. Повели обратно в камеру,... привели обратно... Я рад, что могу показать им, как англичанин и христианин понимает свой долг... Сказал, что о моей смерти никто не узнает... Немедленно надели наручники, держали в ожидании около 5 минут. В течение этого времени заряжание оружия во внешней комнате и др. приготовления... Очень холодно. Бесконечное ожидание на гаражном дворе, в то время как исполнитель вошел внутрь. Грязный разговор часовых и шутки... Сообщили об отложении на 20 ч. Ужасная ночь».

Однако С. Рейли ничего не записал в дневнике о том, что, забыв о христианском долге, он в этот же день обратился к Ф.Э. Дзержинскому со следующей запиской: «После происшедшего с В.А. Стырне разговора я выражаю свое согласие дать вам вполне откровенные показания и сведения по вопросам, интересующим ОГПУ относительно организации и состава великобританской разведки и поскольку мне известны такие же сведения относительно американской разведки, а также тех лиц русской эмиграции, с которыми мне пришлось иметь дело»¹³⁶.

Но этих показаний, вероятно, было мало, и чекисты, скорее всего, строили планы об использовании С. Рейли в большой политической игре. На эти размышления наводит новая запись в дневнике от 31 октября: «...в 8 вечера поездка. Я одет в форму ГПУ. Прогулка за город ночью. Прибыли Москву, прекрасное помещение. Чай. Ибрагим...Предложение любых денег или положения... имя исполнителя Дукис (главный тюремщик)». Но С. Рейли против. И, наконец, последняя запись от 2 ноября: «Разговор с Артузовым... Письмо Зиновьева... разочарован моим состоянием. Ст. надеется кончить в среду. Сомневаюсь этому. Спал очень скверно. Эту ночь читал до 3 утра. Становлюсь слаб»¹³⁷.