– Что началось? – замирая, переспросила смуглая Алёна. Остальные девочки сидели в своих кроватях. Никто, кроме Эли, и не думал спать. Лизанька прижимала ладони ко рту, глаза её были распахнуты от ужаса так широко, что казались втрое больше обычного.
– А то и началось… – ещё таинственнее продолжила Вика. – Что в этом лагере постоянно кто-нибудь пропадает. Тут как-то два отряда в лесу пропали. А в другой раз вожатую молоденькую лешие украли… А однажды вообще в лагере завхоз пропал! Русалки у него что-то там стянули…
– Русалки! – фыркнула Эля.
– Ну… не хочешь – не верь. А только он пошёл искать – и всё!
– Что – всё? – замирая, переспросила Лизанька.
– А то! – страшным шёпотом сообщила Вика. – Больше его никто не видел! А наш Сёмочкин был в красном уголке… а это в том коридоре, где Настасьин портрет висит. Там её чаще всего и видят…
– Кого, кого? Ну рассказывай давай уже! – загудели девочки.
– Ну ладно… слушайте! Все, наверное, заметили, что главный корпус – самый старый, а остальные – новее?
– По-моему, они тут все древние какие-то… – пробурчала Катя.
– А ты не перебивай! А то рассказывать не буду. Главный – он ещё при царе был, а другие все уже потом пристраивали. Тут раньше усадьба была. И главный корпус наш – старый особняк на самом деле, это потом уже усадьбу в лагерь превратили. Так вот. В общем, жил в этой усадьбе давным-давно один богатый помещик. А жена у него умерла. И ещё у него дочка была, Настасья, он её больше всех на свете любил. Но он всё равно с ней был строгий, ну и с парнями ей встречаться не разрешал. Он думал сам её замуж выдать, за другого богатого помещика. А она возьми да и влюбись в какого-то актёра. Ну папа, конечно, рассердился, говорит, не пара он тебе! Он, говорит, денег твоих хочет! Позор семье, говорит! И под домашний арест её посадил. А спальня Настасьина – она как раз в той комнате была, где красный уголок теперь. В общем, сбежала она через окно и со своим актёром в Петербург удрала. Так она его любила! А он бросил её потом.
– Вот гад! – вырвалось у Кати.
– Ага, – кивнул Вика. – Ну он, может, и правда денег хотел, а Настасья-то сбежала в одной ночнушке, ничего у неё и не было больше. Ну бросил. А ей, Настасье-то, деваться некуда, покрутилась и вернулась к отцу кланяться. А он её тогда и на порог не пустил – уходи, говорит, откуда явилась! Не дочь ты мне, говорит, больше! Проклинаю, говорит, тебя отцовским проклятием! Ну, Настасья тогда побежала куда глаза глядят, нашла в лесу какое-то озеро и утопилась…
Алёна негромко ахнула, Катя шикнула на неё, а Вика удовлетворённо кивнула.
– С тех пор и бродит её призрак по поместью… А отец её тогда же от горя с ума сошёл. Стало ему казаться, что все вокруг его богатству завидуют. Взял он все свои драгоценности, положил в сундук, и зарыл его в лесу у озера, как раз на том месте, где дочка его утопилась. Пускай, говорит, хоть так ей всё достанется. А сам умер после этого, то ли от горя, то ли съел чего не то. Так никому и не сказал, где клад заныкал. Озеро то – до сих пор найти никто не может. Воооот. А Настасья так и бродит, говорят, по лагерю. Многие видели. Ходит такая, в белом платье, стенает…
– Чего делает? – в ужасе переспросила Алёна.
– Ну стонет, в общем, – раздражённо пояснила Незнамова и ещё сильнее понизила голос: – А в лагере дети время от времени пропадают…
– А платье у неё откуда? – удивилась практичная Катя. – Ты ж говорила, она в ночнушке сбежала?
– Ну, ночнушка белая. Какая разница?..
Теша, всё это время сидевший под кроватью, продумывал планы побега из комнаты. Добежать незаметно до стены, смыкавшейся со спальней мальчиков, было невозможно. Кровать Лизаньки стояла вплотную к другой стене, отделявшей комнату от коридора. Значит, надо идти через коридор, решил Теша, выбрался сквозь стенку и тут же наткнулся в темноте на чьи-то ноги.
– Ты чего толкаешься? – сердито зашептал кто-то.
– Я не… – начал возражать другой, не менее сердитый шёпот. Но Теша не стал слушать дальше, он поспешно – может быть, даже слишком поспешно – заскочил обратно в комнату под Лизанькину кровать.
Лизанька вскрикнула и вскочила в полный рост на кровати. Все разом обернулись к ней.
– Ой, девочкииии, – тоненьким голосом сообщила Лизанька, – у меня кто-то под кроватью… Шуршит! Там привидение, я знаю!
– Тьфу ты! – Эля, до сих пор притворявшаяся, что спит, решительно встала, неторопливо обула тапочки, взяла у Вики свечу и заглянула под Лизанькину кровать.
Теша снова поспешно нырнул в стену.
В темноте в коридоре стояли двое и внимательно прислушивались к происходящему в комнате девочек. По голосам Теша определил, что это были Дима Доброхотов и Митя Гроссман – мальчики в одинаковых полосатых футболках. Они переговаривались шёпотом и приглушённо хихикали.
– Вот что бы ты подумал, если бы что-то зашуршало ночью у нас в комнате? – спросил один из них.
– Толстяк этот – как его, Сёмочкин? – булку под одеялом точит, – тут же предположил другой.
– Или у Домбаяна опять черепаха удрала, – продолжил первый.
Оба мальчишки захихикали, давясь.
– Спорим, первой завизжит самая мелкая? – продолжал Дима.