Кто живёт в твоём чулане? (СИ)

   Должно быть, остатки этой самой гордости, а может и гордыни, что не успели ещё угаснуть окончательно, и взыграли в нём как-то по утро.

   Тойво выбрался из своей колючей постели. Небрежно отряхнулся, оставив в волосах и на одежде клочья сена. Он был грязен и ужасно голоден. Подобная жизнь надоела ему до смерти, а то сильнее.

   - Это мой дом, - произнёс он в тиши сарая, где сквозь дыры в кровле просвечивали лучи солнца. - Я из него не уйду. И будь, что будет.

   Тойво пересёк дорожку, ведущую мимо огорода к входной двери. Здесь он замер, собираясь с духом. Плечи его было распрямились. Но затем вновь поникли. Так, с опущенной головой, он и вошёл в дом.

   В остававшиеся до ярмарки дни его окружал беспорядок, который Тойво и не пытался прибрать. На что его хватило - это только снова поставить стоймя опрокинутый шкаф. Вещи по-прежнему пропадали, что воспринималось им уже без гнева, почти с равнодушием. Он ел, слонялся без дела из угла в угол, а чуть начинало темнеть, прятался под одеялом. И если вдруг ночью просыпался от раздающихся в доме шорохов и сопений, то переворачивался на другой бок и зажимал подушкой уши до тех пор, пока глаза его не смыкались.

   Осенняя ярмарка являлась первым праздником всего года. К ней загодя готовили не только товары, но и наряды. Ведь кроме самих торгов обязательно организовывались гуляния, песни и танцы на открытом воздухе. Столы и лавки устанавливались на широком лугу на окраине Большелога - главнейшего селения их округи. Выкатывались бочки свежесваренного пива. Отовсюду слышался смех и доброжелательные соседские перебранки. Аппетит дразнили запахи пирогов и жаренного на углях мяса. Музыканты наигрывали своих незамысловатые мелодии на флейтах, лютнях и трубах. Народ вращался в тесном столпотворении, здороваясь, приглашая друг друга в гости, и вызнавая, кто какую прибыль успел получить от продаж и что нужного прикупил сам. А под ногами сновали вездесущие, не способные остановиться даже на миг от охватившего их возбуждения дети. Это был день всеобщего веселья.

   Тойво никакого веселья не испытывал и в помине, но, дабы не голодать зимой, должен был продать свои бобы. Потому он запряг в повозку пони, погрузил мешки и поехал на ярмарку.

   Денёк выдался отменный. Солнце светило, но уже не пекло. В небе ни облачка. Ярмарка шумела и толкалась. Всем хотелось побывать везде и всюду, и если не купить, то хотя бы поглазеть на товары, особенно из дальних мест. Когда ещё случится подобная возможность в их-то захолустье.

   В торговой части кипело азартное оживление. В загонах блеяли овцы, куры квохтали в клетях. Здесь продавали репу, там сгружали с телеги целую гору капусты. Мешки с картофелем и морковью, связки сушёных грибов. Валенки и башмаки, платья и ленты, горшки и табуреты, бусы подешевле и брошки подороже. Лоточники со скобяной мелочью. А ещё множество всякого разного, чего не перечислить. И над всем этим гудел огромный пчелиный рой из сотен неумолкающих голосов. Одни желали сбавить немного с цены, другие, напротив, приподнять. Хотя тогиты и предпочитали натуральный обмен денежному, ныне ручейки монет беспрестанно перетекали из рук в руки.

   Тойво весьма скоро распродал весь товар. Бобы у него были отменные, и за прошлые годы он обзавёлся кругом постоянных покупателей. Продавал он, не торгуясь, на первую же просьбу снижал стоимость. Лишь бы поскорее отделаться. Сам ничего закупать не стал. Сейчас его тяготило большое скопление народа и громкие голоса.

   Когда он уже вновь запряг пони, намериваясь возвращаться домой, до него донеслись разговоры о прибывшем на ярмарку бродячем балагане. И, в частности, о том, что в нём был настоящий чародей, который умел гадать по руке, снимал порчу и сглаз, а ещё заставлял самовольно кривляться на стене тени и показывал прочее волшебство. Жутковатый чародей, - так о нём сказала проходящая мимо кумушка с целым выводком ребятни, сосущей медовые леденцы на палочке.

   "Волшебство" и "чародей" - эти слова зацепились за разум Тойво, в то время как все прочие пролетели вскользь. "Волшебство" и "чародей". И ещё - "тени".

   Тойво отложил поводья. Немного посидел, задумавшись. Затем спустился с повозки и углубился в ярмарочную гущу.

   Приехавший балаган принадлежал людям - десяток больших крытых кибиток, половина из которых была зарешечена и отведена под зверинец. В труппе состояли два братца жонглёра, девушка-акробатка, а по совместительству и глотательница ножей, бородатый силач, похожий на ходячую бочку, что поднимал многопудовые гири. Должно быть, имелся и ещё кто-то, кого Тойво не разглядел за многочисленными спинами. А уж когда он увидел возведённый в стороне от прочих остроконечный шатёр тёмно-синего цвета с вышитыми на нём серебристыми звёздами, чью верхушку венчал начищенный до блеска медный полумесяц, так всё прочее вовсе перестало для него существовать.