Кто живёт в твоём чулане? (СИ)

   Встав на колени, Дева склонялась над Монстром. Она была жива. Человек-волк лежал на земле, уткнувшись мордой в цветы. Вместо палки в руке у Девы теперь оказалась рукоять кинжала, чьё остриё было воткнуто зверю меж рёбёр. Когда и откуда она успела его достать, Тойво не заметил, и лишь приглядевшись, увидел у неё на поясе тонкие ножны. Монстр был повержен. Грозный рык уступил место стихающим хрипам. Одна из вытянутых в сторону лап зверя мелко подрагивала. Дева извлекла кинжал из раны, отбросила его и, обхватив ладонями мохнатую голову, прижалась к ней.

   "Зачем ты это делаешь?!" - хотелось крикнуть Тойво.

   Монстр издыхал, а Дева сидела подле него и плакала.

   Луна тоже словно бы прослезилась и замутилась на миг. А может её заслонило проходящее облако. Когда же сияние вновь сделалось чистым, Монстра на лесной поляне уже не было. На коленях у Девы покоилась голова Мужчины, и она гладила его длинные чёрные волосы, высокий лоб и впалые щёки. Обнажённую грудь залита кровь, что блестела в свете луны. Взгляд на запрокинутом лице остекленел.

   Дева прикрыла глаза умершему. Лес огласило её рыдание.

   Тойво ничего не понимал, но ему хотелось её утешить. Он отдал бы всё на свете, лишь бы ни единой слезинки более не скатилось из этих прекрасных глаз. Если бы он мог, он даже оживил бы Монстра, раз тот ей был столь дорог. Но ведь он ничегошеньки не мог.

   Тойво ощутил на своих щеках влагу, и несколько тому не удивился.

   Он всхлипнул или неловко пошевелился, и его услышали. Дева посмотрела на него. Она не могла видеть его во мраке под кустом, но она видела его - её взгляд говорил сам за себя: "Я вижу тебя". Она протянула к нему ладонь - кожа её была луной, и эту луну запятнало багряным: "Не бойся, малыш, всё уже закончилось. Свет всегда будет сильнее Тьмы. Луна приходит и уходит, а жизнь остаётся. Как сострадание к неизбежному. Как память. Ты можешь более не прятаться. Подойти ко мне".

   Он желал этого, так желал. Но он не мог. Он бы тоже умер, если бы разглядел вблизи её бездонные глаза, если бы она только коснулась его своей мраморной рукой - не потребовалось бы никакого кинжала.

   И тогда что-то щёлкнуло внутри у Тойво. Он вскочил и побежал обратно в чащу. Не глядя, куда бежит, ведь, если бы он остановился, то он бы... он... Каким образом он оказался у реки и сумел разыскать в полумраке лодку, Тойво не помнил. Себя он осознал, лишь вновь оказавшись в собственной постели, укрытый с головой под одеялом. Он был весь мокр. И всё ещё плакал.

   Он думал, что Она придёт за ним. Пройдёт по его следам. И заглянет в раскрытое окно. Он страшился и желал этого. А может, за ним придёт Монстр.

   И эта луна - жуткая и прекрасная. Луна владела ночью...

   Он проснулся утром. У него был жар. Его постель, как и его руки и ноги были запачканы в земле. Он заплакал и позвал родителей. Он всё рассказал им - про Деву и человека-волка, и как они боролись посреди ночного леса. И ещё про белые цветы, что распускаются лишь во мраке и их колдовской аромат... Он был болен. Родители сразу поняли это.

   - Это только плохой сон, - сказала мама. - Ты ходил во сне, мой бедный. Но ничего, ты поправишься, обязательно поправишься.

   Мама поцеловала его в горячий лоб и направилась заваривать лечебные травы. Отец остался сидеть рядом.

   Следующей ночью родители по очереди дежурили возле его постели. И затем ещё две ночи. Жар постепенно спал, слабость прошла. Родители сказали, что болезнь миновала. Он тоже на это надеялся. Но, когда в небе вновь появилась Луна, излив на мир потоки своего сияния, он смотрел на неё, а видел иное. Он окаменел на своей постели. Он слышал задыхающиеся хрипы и видел блеск беспощадных глаз. И протянутую к нему ладонь, белоснежную и окровавленную.

   - Это был только сон, - шептал себе Тойво. Шептал до тех пор, пока сам не начинал верить. Пока ни засыпал. Верить в иное стало бы слишком мучительно.

   И он, и родители были рады, что всё осталось позади. И что никто более о том не узнал. А плохие сны - у кого их не бывает?

   Прохладное, чуть пасмурное утро просочилось в мир, разогнав ночную хмарь. Скрипели открываемые для проветривания ставни. Отворялись двери. Потягивающиеся обитатели холмов выходили наружу, проверить погоду и поздороваться с новым днём. Дети выбегали носиться, едва проглотив завтрак. Мычали выгоняемые к последней траве коровы.

   Две женщины с корзинками, подвешенными у согнутых локтей, шли по дорожке. Одна пересказывала другой рецепт морковного пирога. Но тут вдруг замолкла и толкнула товарку в бок.

   - Смотри. Что это с ним?

   Её спутница проследила за взглядом подруги. Обе остановились напротив калитки в низкой плетёной ограде, что тянулась вокруг жилища, где некогда обитала чета Мортов, а ныне проживал их сын.

   Тойво сидел на скамейке у входной двери. Сидел в исподнем, весь помятый. Уставившись куда-то в пустоту.

   - Добрый день, Тойво. Как самочувствие? - спросила одна из женщин.

   Тойво не ответил. Он пытался вспомнить, как оказался здесь в столь ранний час. Он лишь знал, что ему хотелось выйти из дому.