– Мне не нравится Самурский пехотный полк. В тысяча девятьсот шестом году он плохо себя проявил. Вы наверняка слышали ту историю. Полк стоял на Кавказе, в укреплении Дешлагар. Точнее, там был штаб и несколько команд. И среди них вспыхнул бунт. Солдаты захватили винтовки, убили командира, трех офицеров и полкового священника. Представляете, что творилось в их головах, если они подняли руку на духовное лицо! К чему я это говорю? Бунт продолжался всего сутки. Зачинщиков тогда расстреляли или укатали в каторгу. Но гниль до конца вычистить очень трудно. Полк, по-моему, ненадежен. Так что, Иван Павлович, за его солдатами тоже надо присматривать.
Жуковский встал с земли, отряхнул штаны и спросил:
– Разрешите выполнять приказание?
– Где тебя искать в случае чего? – взялся за карандаш начальник.
– Улица Ярмарочная, дом семь Ушакова, квартира Степаниды Пужай.
– У тебя, что ли, в каждой части по вековухе?[45]
– И замужние есть, а что?
Жуковский удалился бесшумной пластунской походкой, точно такой же, как у Лыкова. Алексей Николаевич сказал коллеге:
– Он прав, одного его мало.
– Иван хорошо все сделает, он человек опытный и ответственный. Но, конечно, единичного наблюдателя недостаточно, – согласился Пришельцев. – Это уж я так, даю ему отдохнуть. Казаков бы еще в подкрепление…
– Едемте к Бабычу.
Сыщики опять двинули на Атаманскую площадь. Бабыч отсутствовал, пришлось ждать его около часа. Когда генерал появился, питерец первым делом рассказал ему о происшествии в Чистяковской роще. Затем доложил о мерах, принятых для охраны арсенала. Завершил он свой доклад так:
– Жуковский смелый и наблюдательный, но его надо усилить. Ночью желательно организовать патрулирование местности конными разъездами. И чтобы начальник у них был умный.
– Есть такой, – ответил Бабыч. Он поднял трубку телефона и приказал: – Срочно ко мне подъесаула Мищенко.
Пока ждали офицера, Михаил Павлович успел о нем кое-что рассказать:
– Настоящий казак. Под конем нашелся, на коне вырос. И умный, как вы хотели.
Вошел молодой подъесаул, с тонким живым лицом.
– Прибыл по приказанию вашего превосходительства!
– Садись, Игорь Олегович.
Статский советник насторожился. Что это за коренной казак, если сам он Игорь, а отец его – Олег? Но наружность офицера вызывала симпатию. Смотрит без подобострастия, глаза внимательные…
Начальник области познакомил подъесаула с сыщиками и предоставил слово питерцу. Тот рассказал все, что необходимо было знать офицеру. И про странную трубу, плюющуюся огнем, и про угрозу нападения на погреба.
– Надо организовать ночное наблюдение местности, – повторил Лыков. – Силами в полусотню, чтобы дополнить наружные пикеты.
– Тогда лучше отключить электрическое освещение складов в темное время суток, – заявил Мищенко.
– Как отключить? Зачем?
– Ну смотрите. Часовые ходят вдоль забора. Их видно в лучах ламп, а тех, кто хочет напасть из темноты, не видать. У диверсантов появляется преимущество.
– Но как же мы можем ослепить часовых? – возмутился генерал-лейтенант.
– Как раз свет их и слепит, – настаивал подъесаул. – Выйдите из комнаты на улицу и представьте. Когда вы под фонарем, ничего вокруг не разглядеть. А вы на виду.
– Но если диверсанты полезут через забор?
Мищенко хмыкнул:
– Насколько я понял господина Лыкова, нападение произойдет с расстояния. Зачем им лезть через забор на штыки часовых? Забросили огонь издалека и уехали. А мы им еще цель подсветили электричеством. Караульным лучше выдать карманные фонарики, которые они могут включить при необходимости.
– Игорь Олегович прав, – вынужден был признать статский советник. – А мы об этом не подумали.
– Я же говорил! – воскликнул Бабыч. – Когда казак родился, черт зажурился!
– Вот бы кого в полицмейстеры вместо Захарова, – не удержался начальник сыскного отделения. – А то он самого себя раз в год любит.
Но генерал-лейтенант не дал увести разговор в сторону. Вместе с сыщиками он подготовил письменный приказ отдельной Екатеринодарской казачьей сотне, которой командовал Мищенко. Тут же подписал его, вручил подъесаулу и отпустил его. Потом сказал полицейским:
– Ну, вроде сделали все, что можно, а на душе неспокойно.
– Разрешите идти? – двинулся было к двери статский советник.
– Погодите, – остановил его генерал. – Алексей Николаич! Третьего апреля в городе важное событие: открываем нефтепровод Ходыженская – Екатеринодар. Мы с Гукасовым будем вентиль крутить в четыре руки. Приглашаю вас. Александру Петровичу там полагается быть по службе, ловить карманников. А вы – гость.
– Спасибо, приду. Честь имею!
Сыщики вышли на площадь. Пришельцев позвал коллегу отобедать, но Алексей Николаевич отказался.
– Не могу, надо встретить помощника. Он через час приезжает.
– Помощник? Это который грек? – вспомнил кубанец.
– Да, коллежский асессор Азвестопуло Сергей Манолович.
– Эк его угораздило. Нашему родня, или как?
– Дальняя, но родня. Я поручу ему разговорить табачного магната. Особенно насчет Асьминкина.
– Думаете, получится? – усомнился Пришельцев. – Вам Георгий Харлампиевич ничего не сказал.
– А ему откроется!