Саша уже слышал эту историю, но не решался остановить отца, чтобы попросить другую. К тому же всякий раз история про золото бывала разной. В прошлый раз их дальний родственник погиб не под обвалом, а в Иркутске — его застрелили и обокрали. Рудольф Арнольдович и сам признавал, что за несколько поколений это предание переврали кто как мог. Была даже версия, что родственник не погиб вовсе, а вместе с женой бежал из Иркутска — не захотел делиться с голендрами. В итоге поделил с революцией. Людвигам такая версия не нравилась. Они предпочитали смерть под обвалом или от рук грабителей.
Семейные легенды Саша рассказывал только Максиму и Аюне. В разговоре с другими старался вообще не упоминать о родственниках в Пихтинске. Боялся, что опять начнут обзывать «фрицем».
Но в последнее время Сашу почти не донимали. Он сразу лез в драку и отучил мальчишек смеяться над ним. Ему даже не приходилось махать кулаками. Он знал приём, который в любой ситуации действовал безотказно: уворачивался от ударов, тычков и пинков, выжидал удобное мгновение и бросался вперёд. Захватывал шею так, что голова противника оказывалась у его пояса, и начинал душить, всей силой прижимать к себе. Сопротивляться было бесполезно. Проходило несколько секунд, и противник, каким бы сильным и большим он ни был, жалобно просил о перемирии. Во дворе все знали об этом приёме, но никак не могли от него уйти, и оставили Сашу в покое. Разрешили ему быть странным и чужим. В Солнечном хватало других чудаков, более покладистых. Над ними можно было смеяться без последствий.
Выстрел
В начале марта воздух прогрелся до минус пяти, и ребята вышли играть в футбол. Знали, что через две-три недели, как раз к каникулам, начнётся оттепель, и все дворы затопит грязью. Последние лужи сойдут к маю, тогда можно будет ходить на поле двадцать второй школы. А пока что гоняли мяч по слежавшемуся снегу Городка.
На время футбола забывались штабные противостояния. Владик-Богатенький-Ричи приносил мяч. Если ребят собиралось мало, играли в «квадрат» или «набивалку». Если приходило больше шести, устраивали настоящий матч.
Мама каждый раз напоминала Максиму, чтобы он не бегал без шапки и не снимал куртку, даже если распарится. Теперь ещё нужно было предостерегать от бездомной собаки, со вчерашнего дня поселившейся на канализационном люке у подъезда.
Бродячих собак в Иркутске было много. Саша особым значком отмечал на карте места их лежанок. Зимой собаки, как правило, пропадали. Прятались где-то в лесах за Байкальским трактом, прибивались к рынку или сидели в подвалах, где их травили дворники.
Канализационный люк был приоткрыт, из него тянуло горячим паром, снег поблизости таял даже в крепкий мороз. На крышку люка высыпали хлебные крошки и крупу — там грелись стаи воробьёв. Для них это место было лучше любой кормушки. Именно птичницы первые возмутились тем, что собака заняла люк и не подпускает дворовых птиц. Она лежала спокойно и, казалось, просто грелась.
В первую же ночь собака начала выть. С балконов на неё кричали разбуженные жильцы. Кто-то бросил в неё бутылкой. Не попал. Собака осталась на месте.
Ободрённые общим негодованием, птичницы утром стали закидывать её поначалу снежками, затем — камнями. Попадали. Собака взвизгивала, но терпела. Вскоре к птичницам присоединились женщины, гулявшие с малолетними детьми. Они подозревали, что собака бешеная. Согнать её так и не удалось. После каждого удара камнем она только плотнее прижималась к крышке люка.
На улице появились те, кто вступился за собаку. Ругань слышалась на весь двор. Одни предрекали, что собака покусает и покалечит кого-то из детей, другие говорили, что она погреется и уйдёт, предлагали накормить её. Мальчишки, оставив мяч, с любопытством слушали пререкания взрослых. Наконец, все разошлись. Кормить собаку так никто и не надумал, но, по крайней мере, оставили её в покое. Ребята возвратились к футболу.
Мяч пинали с криками и смехом. В спорные моменты, когда не знали, было ли нарушение правил и засчитать ли гол, начиналась толкотня, иногда доходившая до угроз и обзывательств, но в драку это не перерастало. Всё решалось мирным «эй-зи-ко» или «цу-е-фа».
Ворот как таковых не было, положение штанги указывали портфелем и мешком со сменкой. Определить, где пролетел мяч, попал ли он в ворота, было непросто. Пробовали назначить судьёй Митю из «Паслёна». Он всё запутал ещё больше — пытался объяснить отличие штрафного удара от свободного, потом вовсе отменил один из голов из-за офсайда. В итоге его забросали снежками и отправили к зрителям.
С Алькатраса за игрой следили Сёма, Дима Лосев, больше известный как Лось, братья Нагибины и Катя Ляпина — сестра Лешего, единственная девочка в «Эдорасе» и подруга Аюны. Там же сидел Владик, который приносил мяч, но сам пинать его не умел. Владика брали в команду, только если не хватало игроков, и всегда ставили на ворота.