Куда уж хуже?

По-моему, мне чересчур много сочувствуют, — сообщил Дортмундер своему молотку и, бросив его, выбрался — ой! — из-под ванны. На этот раз звонил Джим О’Хара, специалист широкого профиля, типа Гаса Брока или Энди Келпа. Он также услышал об украденном кольце и жаждал выразить свои соболез­нования и заверить в солидарности. Дортмундер поблагодарил его, повесил трубку и решил некоторое время не возвращаться под ванну. Вместо этого он открыл банку с пивом и в ожидании уселся у телефона.

У кого-то оказался слишком длинный язык — у Гаса или Уолли Уистлера. Или у обоих. Или, к настоящей минуте, у всех.

В течение следующего получаса ему позвонили еще пятеро знакомых по работе, выразивших пожелания успеха в скорейшем разрешении проблемы. Он почувствовал себя пациентом боль­ницы, разве что цветы никто не приносил. Дортмундер размяк от благодушия, выпил еще два пива и решил на сегодня завязать с обустройством тайника под ванной. До завтра деньги вполне могли полежать там, где находились сейчас — за диваном в гости­ной, на котором сидел Дортмундер, в бумажном пакете из супер­маркета, перевязанном скотчем.

Опять зазвонил телефон.

Алло! — добродушно сказал Дортмундер.

Привет, Джон! Это Уолли.

Уолли? Уолли Уистлер? Зачем Уолли звонить ему со словами сочувствия, если он сделал это, когда они были вместе в «Н-Джой»?

Привет, Уолли, — тем не менее, с симпатией ответил Дортмундер.

Я хотел предупредить, — голос Уолли звучал хрипло, словно тот простудился, — что твой друг больше не на Хилтон-Хэд.

Уолли! В голове Дортмундера произошло мгновенное превра­щение взломщика Уолли Уистлера в компьютерного гения Уолли Нурра, который следил за перемещениями Макса Фербенкса. Осознав смысл услышанного, Дортмундер вскинулся с широко распахнутыми глазами:

Что? Где он?

Не знаю. Его подчиненным пришел факс, что он недоступен с субботы до утра понедельника.

И где он намерен быть утром в понедельник?

О, тут без изменений. Он обязан предстать перед этим коми­тетом в Конгрессе, так что с понедельника его график тот же самый. Непонятно только с выходными.

Спасибо, Уолли. — Дортмундер повесил трубку и некоторое время сидел, уставившись на пустую пивную банку и размышляя. В принципе, ничего не изменилось, поскольку он не собирался захватывать остров у побережья Южной Каролины (пиратство не входило в список его рабочих профессий), но возникшие неяс­ности вызывали смутное беспокойство.

Недоступен? Макс Фербенкс недоступен? Он никогда прежде не был недоступен для своего персонала. Что же случилось?

И где находится Макс Фербенкс?

 

30

 

 

Я совсем не предполагал быть сейчас здесь, — пожаловался Макс детективу и растерянно пригладил пальцами растрепанные волосы. — Я собирался готовиться к даче свидетельских показа­ний перед Конгрессом. Я должен выступать в понедельник в Кон­грессе, знаете ли. Я вообще не понимаю, зачем здесь нахожусь. Вообще! Мне здесь абсолютно нечего делать, я вообще не должен быть здесь!

Детектив спокойно и равнодушно ждал, пока Макс выгово­рится. Он был невысоким, лет тридцати с небольшим, с густыми темными волосами и длинным мясистым носом, и представился как детектив второго класса Бернард Клемацки. Хотя в своем мятом сером костюме и криво завязанном синем галстуке он больше походил вовсе не на детектива, а на учителя математики в средней школе. Но все же он был детективом, расследующим квартирную кражу в отеле «Н-Джой Бродвей», немногословным и имеющим в запасе несколько вопросов.

Вопросы были и у Макса. Например: что, черт возьми, здесь произошло? Как будто по квартире пронесся торнадо и аккуратно ее почистил. Все громоздкие вещи остались на своих местах: и рояль, и антикварный комод в хозяйской спальне, и длинный средневековый обеденный стол в гостиной, и прочая мебель. Зато все, абсолютно все, что можно было засунуть в пакет или под пас­сажирское сиденье, отсутствовало в принципе. Было вынесено подчистую в ту единственную ночь, когда Лютеции не было дома.

«Слава Богу, что она не ночевала здесь, — подумал Макс. — Страшно представить, что могло бы случиться, будь она дома, когда влезли грабители». Как бы то ни было, Лютеция, которую доктор накачал успокаивающим, уже несколько часов спала (точ­нее, пребывала в прострации) в своей спальне, оставив Макса в разоренной гостиной один на один с этим тупым детективом, который, похоже, так до сих пор и не понял, куда он попал.

Макс никак не мог взять себя в руки, чтобы поинтересоваться: «Вам, вообще-то, известно, кто я?!», но он был уже довольно близок к этому. Главным, что не давало ему этого сделать, было подозрение, что этот медлительный, сонный, недалекий детек­тив давно ожидал этого вопроса и наверняка заготовил на него какой-нибудь хамский ответ.