Кукла

- Достопочтенный судья! С прискорбием и изумлением приходится мне... то есть... значит... я вижу пред собою торжествующее зло и... значит... попранную...

Почему-то в горле у меня пересохло, и я не мог больше вымолвить ни одного слова. К счастью, вмешался Вокульский.

- Жецкий только присутствовал при покупке, а куклу продал я.

- За три рубля? - спросила баронесса, блеснув змеиными глазами.

- Да, за три рубля. Это бракованный товар, и мы хотели поскорей его сбыть.

- Вы и мне продали бы такую куклу за три рубля? - продолжала допрашивать баронесса.

- Нет! Вам уже больше никогда ничего не продадут в моем магазине.

- Как вы докажете, что кукла куплена у вас? - спросил судья.

- Вот именно! - подхватила баронесса. - Как вы докажете?

- Тише! - осадил ее судья.

- Где вы купили свою куклу? - спросил у баронессы Вокульский.

- У Лессера.

- Вот я и докажу, - сказал Вокульский. - Я выписывал эти куклы из-за границы в разобранном виде: головы отдельно, туловища отдельно. Господин судья, потрудитесь отпороть ей голову и увидите внутри марку моей фирмы.

Баронесса забеспокоилась.

Судья взял куклу, натворившую столько хлопот, надрезал перочинным ножом лиф ее платья и принялся осторожно отделять голову от туловища. Эленка сначала с удивлением наблюдала за этой операцией, а потом обернулась к матери и тихо спросила:

- Мамочка, зачем этот господин раздевает Мими? Ведь ей будет стыдно...

Вдруг она поняла, что делает судья, разразилась слезами и, уткнувшись лицом в платье пани Ставской, закричала:

- Мама, зачем он ее режет! Это же страшно больно! Ой, мама, мамочка, я не хочу, чтобы Мими резали...

- Не плачь, Элюня, Мими выздоровеет и будет еще красивее, - успокаивал девочку Вокульский, взволнованный не меньше ее.

Между тем голова Мими упала на протоколы. Судья заглянул внутрь и, протянув кукольную головку баронессе, сказал:

- Посмотрите, что это за марка? Кшешовская прикусила губу и промолчала.

- Пусть пан Марушевич прочтет вслух, что тут написано.

- "Ян Минцель и Станислав Вокульский..." - робко пробормотал Марушевич.

- Значит, не Лессер?

- Нет.

Все это время прислуга баронессы вела себя весьма странно: краснела, бледнела, пряталась за скамьи...

Судья, искоса наблюдавший за ней, вдруг окликнул ее:

- А теперь, барышня, скажите нам, что случилось с куклой вашей хозяйки? Только говорите правду, потому что вам придется присягнуть.

Перепуганная насмерть девушка схватилась за голову и, подбежав к столу, быстро заговорила:

- Кукла разбилась, ваша милость.

- Ваша кукла, та, которая была у пани Кшешовской?

- Она самая...

- Ну хорошо, так ведь только голова разбилась, а где же остальное?

- На чердаке, ваша милость... Ой, что мне будет!

- Ничего вам не будет; хуже было бы, если бы вы не сказали правду. А вы, обвинительница, слышали, как обстоит дело?

Баронесса опустила глаза и скрестила руки на груди, словно мученица.

Судья начал писать. Мужчина, сидевший во втором ряду (очевидно, торговец катками), обратился к даме с багровым лицом:

- Ну что, украла она? Видали, как вам нос-то утерли, а?

- Была бы мордашка смазливая, так и от тюрьмы отвертишься, - сказала багровая дама своей соседке.

- Ну, вам-то не отвертеться, - проворчал торговец катками.

- Дурак!

- Сама дура...

- Тише! - крикнул судья.

Нам велели встать, и мы выслушали приговор, полностью оправдывающий пани Ставскую.

- А теперь, - заключил судья, окончив чтение, - вы, сударыня, можете предъявить иск за клевету.

Он сошел с возвышения, пожал руку пани Ставской и прибавил:

- Мне очень жаль, что я вынужден был вас судить, зато теперь очень приятно вас поздравить.

Кшешовская истерически вскрикнула, а дама с багровым лицом заметила своей соседке:

- На хорошенькую мордашку так и судья, как муха на мед... Ну, да на Страшном суде будет иначе... - вздохнула она.

- Холера! Богохульница! - буркнул торговец катками.

Мы собрались уходить. Вокульский подал руку пани Ставской и пошел с нею вперед, а я осторожно повел по грязной лестнице пани Мисевичову.

- Говорила я, что так будет, - уверяла меня старушка, - а вы все сомневались...

- Кто, я сомневался?..

- Ну да, ходили все время как в воду опущенный... Иисусе, Мария! Да что ж это?

Последний возглас был обращен к тщедушному студенту, который вместе со своим товарищем поджидал у дверей, очевидно, Кшешовскую, и, думая, что это она, изобразил мертвеца... перед пани Мисевичовой!

Он сразу заметил свою ошибку и так застыдился, что побежал вперед.

- Паткевич! Погоди же! она идет... - крикнул ему вдогонку Малесский.

- Да ну тебя ко всем чертям! - вспылил Паткевич. - Вечно ты меня компрометируешь.

Однако, заслышав шум в подъезде, он вернулся и опять представил покойника, на этот раз... перед Вирским!

Это окончательно сконфузило молодых людей, они поссорились и отправились домой врозь - Малесский по одной, а Паткевич по другой стороне улицы.

Однако, когда мы их обогнали в пролетках, они уже шли рядом и поклонились нам с чарующей грацией".

Глава девятая

Дневник старого приказчика

"Теперь мне понятно, почему я так расписался насчет дела пани Ставской. Вот почему...