Кукла крымского мага

Расплатившись, я вышла из машины и остановилась рядом с калиткой, рассматривая высящийся за забором двухэтажный дом дореволюционной постройки. Правое крыло занимала медицинская клиника «Med Union», и эта часть дома выглядела просто замечательно. Она носила следы недавнего ремонта и имела отдельный вход под кованым козырьком и с мраморными ступеньками. Оставшаяся часть дома была в потрескавшейся штукатурке, и два других парадных смотрелись куда менее презентабельно, хотя тот подъезд, что был с краю, казался посвежее. Сверившись с записанным на сахарной картонке адресом, я вошла в затрапезную дверь, находившуюся в середине дома. В парадном пахло кошками и мокрой ветошью, хотя и прослеживались следы былой роскоши. Щербатая мозаика на полу и отбитая лепнина, вившаяся на высоченном потолке, не оставляли сомнений в благородном происхождении постройки. Под лестницей располагалась низенькая дверка, обитая дерматином и запертая на висячий замок. Единственная квартира на первом этаже была заложена кирпичом. Миновав кирпичную кладку, по широкой лестнице я поднялась на второй этаж. Повидавшие тысячи ног гранитные ступени были протерты до глубоких ям, литые перила, покрытые патиной, венчали отполированные тысячами рук дубовые поручни. На втором этаже предо мной открылась просторная лестничная площадка с высокими полукруглыми окнами, темными от уличной грязи, сквозь которые с трудом проникал дневной свет. И в тусклых лучах утреннего солнца с особой отчетливостью проступала ободранная на стенах парадного синяя краска. Квартира отца находилась слева, и я, приблизившись к высоченной двустворчатой двери, обитой стеганой клеенкой, нажала на звонок, под которым белел коротенький список из двух фамилий жильцов. Сирину В.П. нужно было звонить один раз, а Мерцалову М.Л. полагалось звонить дважды. Я нажала на звонок и стала ждать. Но сколько я ни давила пальцем на выпуклую кнопку на дверном косяке, все было напрасно. Прерываясь, чтобы прислушаться к тишине за дверью, я звонила снова и снова. Через десять минут безуспешных попыток попасть в квартиру я перешла к ударам кулаком в дверь, страшно жалея, что не попросила у Викентия номер его мобильника. Стучала я до тех пор, пока дверь соседней квартиры не приоткрылась и из нее не выглянула моложавая дама без возраста. Ее дверь была не чета отцовской. Богатая, добротная, на века сработанная умелыми итальянскими мастерами. И обитательница квартиры была ей под стать. Высокая румяная блондинка со следами умелой пластики на лице стояла передо мной в кроссовках, спортивном топике и ярких трикотажных брючках, обтягивающих полноватую фигуру. На плечах алело перекинутое через шею фирменное полотенце, какие выдают в элитных тренажерных залах. В приоткрытую дверь я краем глаза успела заметить белоснежный коридор и угол гостиной с велотренажером.

— Что за шум? — Женщина энергично отдувалась, вытирая полотенцем вспотевшее лицо, и у меня не осталось сомнений в том, что она только что крутила педали.

— Простите, не скажете, Викентий Сирин дома? — осведомилась я.

— Этот ненормальный? — презрительно дернула щекой отцовская соседка. — Понятия не имею. Но думаю, что дома. Он совсем не выходит на улицу. Во всяком случае, я его не вижу.

— А почему же он не открывает?

— Ну, не знаю… Может, он в дальней комнате и ничего не слышит.

Соседка повернулась, чтобы уйти, но вдруг ее осенила некая мысль.

— Ты Максику позвони, — посоветовала женщина.

— Он умер.

Я не хотела ее шокировать, но получилось так, как получилось. Лицо блондинки вытянулось, утратив румянец, рот приоткрылся, обнажая превосходные зубы, а на младенчески гладкой коже вокруг глаз появились явственные морщинки. Несколько секунд женщина молчала, болезненно щурясь, а справившись с потрясением, протяжно выдохнула:

— Максик умер? Когда?

— Позавчера. Сегодня в двенадцать хоронят.

— Вот черт! — Блондинка почесала кончик носа алым ноготком указательного пальца. — Как некстати! У меня сегодня переговоры, никак на похороны не успеть! — И с интересом взглянула на меня: — А ты что, родственница Максика?

— Я его дочь.

Меня покоробило, как она называет отца, употребляя для этого почти собачью кличку. Но дама, казалось, не чувствовала ни малейшего неудобства.

— Дочь? Надо же, оказывается, у Максика была дочь! Тогда давай знакомиться. Я Ольга.

— Женя.

— Соболезную тебе, Жень. А к Сирину можешь не стучать — он вообще ничего не слышит. Человек на своей волне.

— Я хотела в квартире отца оставить вещи. Как-то неловко с таким баулом ехать на кладбище.

— Можешь зайти, кинуть сумки. Кофейком напою, — предложила Ольга, широко распахивая дверь.

Я перешагнула порог и ответила:

— Спасибо, от кофе не откажусь.

Белоснежный коридор простирался так далеко, что казалось, ему нет предела. Усиливали ощущение бесконечности многочисленные зеркала и стеклянный потолок, светившийся голубой подсветкой. «Как в прозекторской», — подумала я, а вслух сказала:

— Интересно тут у вас.