Зал прошелестел невнятной рябью, Иван Сергеевич суммировал все это в коротком: «Даже лучше, чем мы могли представить».
— Я крайне далек от мысли составить конкуренцию здешнему ковену. Мой отец учил меня уважать чужое мастерство даже в соперничестве, а тут его нет, и не может быть — это равносильно сравнивать работу художника и скульптора. Иными словами, наши интересы не пересекаются. Я не беру заказов на привороты, лечение, осмотр, порчу, помощь, заговоры, отвороты, ни на что, на чем, как я могу судить, специализируется ваш ковен. Не беру учеников и никогда не возьму. Я никогда не создам здесь ничего похожего на организацию, которая доставила бы ковену неудобства. Я — явление случайное, разовое, и, как только я завершу тут свои дела, я оставлю город навсегда — если буду жив к этому моменту. Я не могу себе представить, чтобы здешний ковен, возраст которого по самым моим скромным подсчетам, исчисляется столетиями, мог обеспокоиться от появления на его земле чужака. Возможно, да я и надеюсь, вы просто желаете понять, что я тут делаю. Как — этот вопрос я оставлю без ответа, равно как и вопрос «зачем», за что приношу ковену самые искренние извинения. Срок моего пребывания здесь вряд ли будет сколько-нибудь продолжительным.
— Что же, Папа Понедельник, — взял слово Иван Сергеевич, выдержав паузу, чтобы убедиться в том, что Рамон сказал все, что хотел, — вы сказали все, по сути, что мы хотели бы узнать, остальное имеет, скажем, узкоспециальный интерес, кроме одного — вы, в самом деле, оставите город и в самом деле не имеете цели породить здесь группу вам подобных? С нас достанет вашего слова, тем более, что вы понимаете, солгать здесь просто не получится.
— Да, я даю ковену этого города свое слово, что я — единица в самом себе, и я уйду навсегда, когда завершу свои дела здесь.
— Ваша специальность вызывает уважение, а ваша сила — восхищение. Но, простите, даже я не могу окончательно решить, к какому роду колдунов мог бы вас отнести — рожёному или роблёному, как говорят в Малороссии? — Спросил глава ковена.
— Сложный вопрос, Иван Сергеевич. Вероятно, ближе к истине будет «роблёный», — ответил Рамон, подумав.
— Вы и ответили на мой вопрос, и усложнили понимание, так как мы все не совсем понимаем, кто мог дать вам такие возможности. Полагаю, вам известно, как получает свои возможности большинство из нас? Даже ваша защита нам незнакома, видите, я откровенен.
— Я потерпел бы фиаско, полагаю, реши я попробовать на прочность защиту любого из вас, — сказал Рамон, — по той причине, что вы и я — две параллельные прямые.
— В пространстве Лобачевского? — Этот голос принадлежал бы талантливой и молодой карьеристке, если бы звучал среди людей.
— Рива, Рива, — укоризненно молвил Иван Сергеевич, — вы недостаточно тактичны к нашему гостю!
— Я не в претензии, Иван Сергеевич. Я в состоянии оценить жест вашего ковена, который пригласил меня, а не предпринял других шагов, — совершенно искренне ответил Рамон.
— Видите ли, Папа Понедельник, некоторые из тех, кто попал в сферу вашей работы, интересны и нам, по сугубо субъективным причинам, так что некоторое беспокойство вы нам, все же, доставили, — голос Ивана Сергеевича по-прежнему не таил ни малейшей угрозы, вопросы его тоже, этот человек хотел получить максимум информации и решить, что с ней делать.
— К сожалению, это произойдет еще не раз, Иван Сергеевич. Но, повторю, вы сами и все здесь присутствующие, понимаете, что на их место будет тьма желающих, а меня на ту пору уже здесь не будет. Я ведь не просто так упомянул временной отрезок, — ответил Рамон. Столкновение началось, сейчас или очень скоро будет решено, что у него с местным ковеном — мир, нейтралитет или война своих с чужаком. Сам он предпочел бы нейтралитет. Вооруженный.
— Вы достаточно четко дали понять свои позиции, Папа Понедельник, вы не желаете остановиться, но сказали, что это будет недолго. Вы не пожелали объяснить, кто вы и откуда — но это ваше право. Вы сказали, что не хотели бы конфликта — и я вам верю. Но вы так же дали понять, что вы продолжите делать то, что делали. Вы продолжите это, даже если ковен потребует свернуть вашу деятельность? — Вопрос был прям предельно и требовал такого же ответа.
— Да, Иван Сергеевич. Это слишком важно для меня и я зашел слишком далеко. Это — прямо ответ на прямой вопрос. Если удастся найти точки взаимопонимания — я буду рад. Если нет — я буду рад, если вы просто будете игнорировать мое существование.
— Вы очень сильный практик, Папа Понедельник. Ваши удары, наносимые при вашей работе, отдаются по миру, как гром, но они никак не мешают нам. Пока не мешают, что будет дальше — я не могу знать, надеюсь, знаете вы? Это, как вы понимаете, и есть узкоспециальный вопрос.
— Рад сказать, что сфера деятельности и способы такими и останутся, если я верно понял суть вашего вопроса, Иван Сергеевич.
— Да, вы поняли меня совершенно верно, — как я понимаю, присоединиться к нашему ковену у вас желания нет?