Читаем Культурный разговор полностью

Дело труба: нынче не посмотрел фильм на фестивале, в кино его уже не найдешь. И так-то художественному фильму пробиться на экран сквозь мозги кинопрокатчиков почти невозможно, а тут еще закон о мате. Режиссеры беды не ждали, снимали себе свободно народную жизнь – пришлось слова, угрожающие народной нравственности, «запикать», хотя по артикуляции героев восстановить правду бытия нетрудно. Ежели вдруг кто ее не знает.

Фильм Кончаловского «Белые ночи почтальона Алексея Тряпицына», только что получивший «Серебряного льва» в Венеции за лучшую режиссуру, – удивительное явление и в биографии режиссера, и в общем ассортименте нашего кинематографа. В нем прежде всего нет ни малейшей агрессии. Режиссер ничего не хочет навязать зрителю, никакой идеологии, никаких «предрассудков любимой мысли», он элегантно растворяет свою личность в изображении и, отказываясь от нарочитого мастерства, достигает мастерства высшего типа.

Это только кажется, будто Кончаловский простодушно и безыскусно снял быт северной деревни, что близ космодрома Плесецк, любуясь лицами и пейзажами. В его фильме нет актеров, в нем участвуют реальные жители.

Однако искусство применено изощренное, виртуозное, редкостное. Благодаря спокойному и нежному монтажу мы точно перелистываем книгу жизни с живыми картинками, и за спиной не стоит никакого учителя, тыкающего указкой. Нет нагнетания ужасов или сентиментальной истерики (ах, вот вам умирающая русская деревня, рыдайте, проклинайте!). Мы видим русский Север через влюбленные глаза автора картины, и они полны тихой грусти и ласковой улыбки. Конечно, разрушенная школа вроде бы говорит нам об упадке этих мест, а счастливая молодуха, улепетывающая в Архангельск, потому что чудом нашла там работу, – об отсутствующей перспективе их развития. Но это взгляд реалистический, а у Кончаловского на этот раз взгляд поэтический. И дивный серый кот, что мерещится почтальону Тряпицыну, или обитающая в реке кикимора, о которой он рассказывает другу-мальчику, свидетельствуют о здешней жизни куда убедительней. В ее скудных буднях светится что-то высшее, вечное, нерукотворное.

«Сама-то жизнь есть радость, и бедная, и горькая – все радость…» – говорит в пьесе А.Н.Островского «Трудовой хлеб» герой, нищий учитель. Эти слова можно поставить эпиграфом к фильму Кончаловского. Он взял именно людей «трудового хлеба», людей без прикрас и притворства, грешных, земных, подворовывающих, попивающих – но настоящих. Ситуации, в которые они попадают, конечно, предложены им на съемках, но ситуации эти типовые, возможные, реалистические. Не могли, что ли, поселяне, свистнуть у честного почтальона мотор с лодки? За милую душу. Но и в этом прискорбном происшествии нет драматического надрыва. Вся неказистая жизнь северной деревни утопает в тишине и красоте, которые обволакивают огорченную душу, очищают существование, связывают людей и землю в единое гармоническое целое. Над горделивыми «отрывами» от земли режиссер насмешливо улыбнулся – но тоже без агрессии.

Вот почтальон Тряпицын ранним утром сидит на бревнышке рядом с товарищем, а за их спиной с космодрома Плесецк в небо стартует ракета. Они даже не вздрагивают и не поворачиваются, продолжая свой неспешный разговор о главном, что-де и в магазинах все есть, и пенсию выдают, а народ что-то нервный… Но зачем нервничает народ? Дома построены крепкие, внутри чисто-вымыто даже у пьющих, в реке рыба не переводится, и если ловить ее удочкой, не браконьерствовать неводом, строгий инспектор не придерется. Жаль, что поселяне не могут в полной мере оценить красоту своей земли и полюбить ее как следует – наверное, для этого надо немало постранствовать и настрадаться на чужбине, как это случилось с самим Кончаловским.

Когда он снимал «Белые ночи почтальона Тряпицына», за его спиной наконец-то не стояло никакого западного продюсера с его невыносимыми пошлостями. Не давили коммерческие задачи. Не толкались в уме разные заветные идеи о русском пути. Он вообще как будто «отключил голову» и погрузился в чистое созерцание. Припал, можно сказать, к родной земле – и она ему что-то навеяла, нашептала, вернула к искренности и свежести его первых шагов в искусстве. К «Первому учителю», к «Асе Клячиной». Это беспримерная и очень поучительная история, что-то важное рассказывающая нам о природе таланта и смысле мастерства. О том, что возможно, вместо того чтобы копить и умножать нажитые штампы, воображая их профессией, взять и отказаться от всего, начать сначала, сказать себе: «Я ничего не знаю о кино». Посмотреть на жизнь смиренным, благоговейным взглядом ученика, а не судьи!

Никогда бы не подумала, что это произойдет именно с интеллектуалом Кончаловским, таким уверенным и всезнающим, но хорошо бы, чтобы это произошло еще с кем-нибудь из мастеров кинематографа. Все-таки приятно иногда вспоминать, что кино может быть искусством, а не только способом траты и добычи денег.

2014

Загадка ФСБ

Федор Сергеевич Бондарчук

1

Перейти на страницу:

Все книги серии Культурный разговор

Похожие книги

100 лет современного искусства Петербурга. 1910 – 2010-е
100 лет современного искусства Петербурга. 1910 – 2010-е

Есть ли смысл в понятии «современное искусство Петербурга»? Ведь и само современное искусство с каждым десятилетием сдается в музей, и место его действия не бывает неизменным. Между тем петербургский текст растет не одно столетие, а следовательно, город является месторождением мысли в событиях искусства. Ось книги Екатерины Андреевой прочерчена через те события искусства, которые взаимосвязаны задачей разведки и транспортировки в будущее образов, страхующих жизнь от энтропии. Она проходит через пласты авангарда 1910‐х, нонконформизма 1940–1980‐х, искусства новой реальности 1990–2010‐х, пересекая личные истории Михаила Матюшина, Александра Арефьева, Евгения Михнова, Константина Симуна, Тимура Новикова, других художников-мыслителей, которые преображают жизнь в непрестанном «оформлении себя», в пересоздании космоса. Сюжет этой книги, составленной из статей 1990–2010‐х годов, – это взаимодействие петербургских топоса и логоса в турбулентной истории Новейшего времени. Екатерина Андреева – кандидат искусствоведения, доктор философских наук, историк искусства и куратор, ведущий научный сотрудник Отдела новейших течений Государственного Русского музея.

Екатерина Алексеевна Андреева

Искусствоведение
От слов к телу
От слов к телу

Сборник приурочен к 60-летию Юрия Гаврииловича Цивьяна, киноведа, профессора Чикагского университета, чьи работы уже оказали заметное влияние на ход развития российской литературоведческой мысли и впредь могут быть рекомендованы в списки обязательного чтения современного филолога.Поэтому и среди авторов сборника наряду с российскими и зарубежными историками кино и театра — видные литературоведы, исследования которых охватывают круг имен от Пушкина до Набокова, от Эдгара По до Вальтера Беньямина, от Гоголя до Твардовского. Многие статьи посвящены тематике жеста и движения в искусстве, разрабатываемой в новейших работах юбиляра.

авторов Коллектив , Георгий Ахиллович Левинтон , Екатерина Эдуардовна Лямина , Мариэтта Омаровна Чудакова , Татьяна Николаевна Степанищева

Искусство и Дизайн / Искусствоведение / Культурология / Прочее / Образование и наука
Похоже, придется идти пешком. Дальнейшие мемуары
Похоже, придется идти пешком. Дальнейшие мемуары

Долгожданное продолжение семитомного произведения известного российского киноведа Георгия Дарахвелидзе «Ландшафты сновидений» уже не является книгой о британских кинорежиссерах Майкле Пауэлле и Эмерике Прессбургера. Теперь это — мемуарная проза, в которой события в культурной и общественной жизни России с 2011 по 2016 год преломляются в субъективном представлении автора, который по ходу работы над своим семитомником УЖЕ готовил книгу О создании «Ландшафтов сновидений», записывая на регулярной основе свои еженедельные, а потом и вовсе каждодневные мысли, шутки и наблюдения, связанные с кино и не только.В силу особенностей создания книга будет доступна как самостоятельный текст не только тем из читателей, кто уже знаком с «Ландшафтами сновидений» и/или фигурой их автора, так как является не столько сиквелом, сколько ответвлением («спин-оффом») более раннего обширного произведения, которое ей предшествовало.Содержит нецензурную лексику.

Георгий Юрьевич Дарахвелидзе

Биографии и Мемуары / Искусствоведение / Документальное