Культурный разговор

Федор Бондарчук, Федор Сергеевич Бондарчук (и согласимся, что в нашем случае отчество не пустой звук, но благовест колокола, в который щедро положили серебра) – будем называть его, иногда шуткуя, ФСБ, поскольку дело-то у нас нешуточное, – вызывает у меня нелюбовь, в причинах которой мне хотелось бы разобраться.

Нелюбовь не является ненавистью или неприязнью, это нейтральная эмоция пассивного свойства. Положа руку на сердце: успех и процветание ФСБ мне безразличны, к ролям его и фильмам я довольно-таки равнодушна. Никакого зла человеку не желаю, в конце концов, как сердито сказал когда-то своим критикам Никита Михалков – «Ну что, мы кому-то ногу отрезали? Всего лишь фильм сняли!»

Действительно, ерунда какая. Движущиеся картинки, посмотрел и забыл. Сколько времени я потратила на творчество ФСБ? Три фильма, где он режиссер («9 рота», «Обитаемый остров» в двух частях и «Сталинград»). Плюс картины, где он снимался – штук пятнадцать, наверное. Но ФСБ не все же время был на экране, главные роли он вообще недавно стал играть, а до того устойчиво держал «второй план». Добавим еще часов десять. Какое-то время мне понадобилось, чтобы «изучить материал» и написать несколько рецензий. Выходят чистые пустяки – в сумме дня два провела я в обществе ФСБ, «Два дня», как назывался фильм Авдотьи Смирновой, где героине Ксении Раппопорт удалось нежно полюбить героя Федора Бондарчука.

А мне не удалось. Более того, именно существование ФСБ в качестве объекта желания в мелодрамах («Два дня», «Про любоff») погружает меня буквально в пучины недоумения.

Не по-ни-ма-ю!

Герой-любовник на экране всегда символизирует нечто важное в национальном кодексе времени. Появляется Олег Стриженов, и ясно – затосковала Советская Россия по белым господам, идет косяком Олег Янковский – интеллигенция в почете, пусть это и не афишируется особо. Глядя на Хэмфри Богарта, Джеймса Стюарта, Кларка Гейбла, Кэри Гранта и других заветных «мужчин в шляпах» золотой голливудской поры, можно сказать, что Америка, черт ее побери, осуществляет роскошный проект искусного отбора «моделей грез». Что в сороковые-пятидесятые годы буржуазное совпало с общечеловеческим и в то время, когда на многих континентах народы сходили толпами с ума, ведомые миражами национальных и социальных побед, Америка держала стандарт гуманизма: любимая девушка рука об руку да чемоданчик с долларами – вот что нужно настоящему мужчине.

(И вообще, избалованным американским зрительницам не подсунешь какого-нибудь мухортика. Не стали бы они терпеть, как русские страдалицы, с полдюжины лысых принцев за один сезон.)

От голливудских «мужчин в шляпах» ФСБ перенял стопроцентную самоуверенность, самоощущение желанного клиента в дорогих ботинках. Но эта самоуверенность не основана ни на внешних, ни на внутренних данных. Рост у ФСБ, правда, хороший, джеймс-стюартовский, можно сказать, рост: 182 см. Но это всё. Где глаза, увлажненные страстью, где красота осанки, где внятность черт лица, где чары, наконец?

Видно и понятно, что за властной повадкой ФСБ как героя-любовника (да и за его властной повадкой в принципе) должна стоять какая-то сила. Но эта сила непостижима.

Более того, до начала XXI века этой силы и в помине не было.

Возьмем что-нибудь наугад из фильмографии ФСБ – о, «Бесы» (1992) по Достоевскому, Игоря и Дмитрия Таланкиных, отлично. ФСБ – Федька Каторжный. Как раз у Игоря Таланкина начинал ФСБ учиться режиссуре, поступив во ВГИК. Потом, после армии, доучивался у Юрия Озерова.

Не так, чтоб очень повезло с учителями.

Озеров («Освобождение», «Битва за Москву», «Сталинград» и др.) – чудовище большого госзаказа, а одаренного Таланкина погубили советские киноведы. Они изобрели на бумаге «поэтическое кино» и неутолимо жаждали хоть каких-то фактов, подтверждающих наличие этого «поэтического кино» в действительности. Нарыть удалось двух человек (Ильенко и Параджанова), тогда в пожарном порядке в поэтическое кино записали всех режиссеров, в чьих картинах существовал повышенный элемент невнятности и бессвязности, но при этом было ощутимо: объект много читал. Замучили Таланкина – с одной стороны, советская цензура, с другой – грезы киноведов. Вот тут и вертись! В результате «Бесы» покрыты черной мглой (реально – света нет), сюжета не разобрать и лиц актеров не видно. Из этого мрака секунд на десять выныривает ФСБ.

Вполне выразительный. И глаза еще живые…

(Занятно, что оба учительских начала – и озеровское эпохальное чучело кинематографа в натуральную величину, и псевдопоэтическая таланкинская невнятица – так или иначе есть в кино самого ФСБ.)