Купина

В одном из небольших деревянных домов, стоящих неподалеку от кирхи, в комнате, выходящей окнами в сад, сидели на мягких стульях и курили трубки два голландца. Возле входной двери стоял у стены огромный шкаф, окрашенный зеленой краской, с выдвижными ящиками, на которых виднелись латинские надписи. Передний угол занимал укрепленный на круглой стойке предмет, высотой в сажень. И хотя он был обернут шелковым зеленым пологом, в нем нетрудно было угадать человеческий скелет: из-под полога выглядывала костяная ступня.

— Все, что создал в Измайлове царь Алексей, — говорил хозяин дома аптекарь Пфейфер, — теперь никому не нужно. — Он был в парике и безукоризненно сидящем на нем костюме: бархатная куртка, из рукавов которой выглядывали кружева; короткие бархатные штаны с лентами; чулки и башмаки с серебряными пряжками. — Я посадил там по его велению аптекарский вертоград, создал в Москве аптеку, обучил своему ремеслу многих русских. Но теперь денег им никто не платит, за садом ухаживать некому.

— Да, плохие настали времена, — вторил ему низенький, полный с морщинистым, словно печеное яблоко, лицом Карштен Брандт.

Он только что сетовал на то, что в России кораблей больше не строят и ему здесь нечего делать.

— Я недавно был в Измайлове, — попыхивая фарфоровой с длинным чубуком трубкой, говорил аптекарь, — дорога туда заросла травой. А бывало, подводы с камнем и лесом шли одна за другой. То охота, то медвежья травля. У хором карету негде было поставить.

— Ваши труды не исчезли, дорогой друг, аптека работает, и уже не одна. А от моего корабля ничего не осталось, его сжег на Волге разбойник Степан Разин. Если я уеду из Московии, обо мне тут никто не вспомнит.

— Не торопитесь, друг мой, — возразил ему собеседник. — Здесь все быстро меняется. Мне кажется, мы можем теперь возлагать наши надежды на молодого царя. Россия — страна будущего, ей не обойтись без флота. И потом, я должен вам сказать, Карштен, что несмотря на многие странности русских, я встретил тут так много благоразумных учреждений и в самом народе столько смышлености и ума, что готов сделать о характере этого народе самое выгодное для него заключение.

— Да, конечно, времена меняются, — печально улыбнулся корабельный мастер. — Вот мы с вами сидим и курим свои трубки, не боясь, что нам за это отрежут нос или ухо.