Читаем Купина полностью

В садово-парковом искусстве использовались архитектурные сооружения, скульптуры, обелиски с различными надписями, устраивались гроты и эрмитажи, руины и мавзолеи. Считалось, что «муза садоводства» наиболее многоязычна и красноречива из всех остальных муз. Гроты, пещеры и эрмитажи должны были в романтических садах служить местом обитания отшельника (эрмита). Сначала их ставили в отдалении от дома, там, где парк сменялся дикой местностью. Располагался эрмитаж где-нибудь в укромном местечке, в лесу, но к нему всегда вела тропинка, чтобы гуляющие могли подойти и удивиться. Для большего впечатления в грот сажали «отшельника». Его обычно нанимали, ставя определенные условия: не выходить за пределы усадьбы, не общаться со слугами, носить власяницу, не стричь волос и ногтей, спать только на сене, не расставаться с Библией, пить лишь воду и есть то, что принесут из дома усадьбы.

Позднее в устройстве садов и парков ощущалась определенная неподвижность, законченность. Парк должен был оставаться таким, каким он изначально устроен. Романтические сады создавались с перспективой разрастания, с учетом того, как они будут выглядеть утром и вечером, весной и осенью, классицистические же сад и парк устраивались навеки, навсегда. Стиль, основанный на подражании древним образцам, оказался удивительно живучим, дома усадебного типа, с колоннами, с выступающими вперед портиками или с полукруглой колоннадой фасада строились у нас и при Советской власти.

«Золотой век» русской усадьбы, расцвет архитектурного и садово-паркового искусства в России приходится на конец XVIII и самое начала XIX столетий, когда дворянин становится центральной фигурой государства. Именно тогда, при усиленном закабалении крестьян и получении новых привилегий дворянства, в старинных родовых вотчинах возводились «дворянские гнезда», устраивались сады и парки. В эти годы и созданы такие московские (тогда подмосковные) усадьбы, как Кусково и Останкино, Архангельское и столь дорогие для нас усадьбы Михайловского, Тархан, Спасского-Лутовиново и Ясная Поляна.

Самой, пожалуй, характерной чертой русских усадеб стали сравнительно узкие липовые аллеи. Прямые и нестриженные, они уводили от дома к реке, к обрыву, с которого открывались необозримые дали, или вели к пруду, к беседке. Даже самые простые усадьбы, где стоял незамысловатой архитектуры деревянный домик с такими же флигелями, обязательно имели липовую аллею. «Тенистые аллеи» воспеты многими русскими поэтами от Пушкина до Бунина. Помните, как Пушкин вспоминает «милую Сушкову»?

То на конце аллеи темнойВечерней, тихою порой,Одну, в задумчивости томной,
Тебя я вижу пред собой.

А вот у Бунина:

В глупой ссоре мы одни не спали,
А для нас, для насВ темноте аллей цветы дышалиВ этот сладкий час.

Возле такой аллеи похоронен Лев Николаевич Толстой[62]

.


Как-то с шестого этажа института физкультуры я увидел остров, весь Государев двор в новом для себя ракурсе — «с того берега». Была поздняя осень, деревья уже оголились, и Государев двор хорошо просматривался. Но с этой точки он выглядел для меня странно, непривычно. «Что бы ты подумал, — спросил я сам себя, — если бы так же, как очень многие люди, почти все студенты и преподаватели института, впервые увидел бы Измайловский остров именно отсюда?» Вероятно, я бы подумал, что вижу старинный монастырь. Отгороженный водой и стенами двор, церковь, башенки-шатры… Да, скорее всего, монастырь.

В детстве никогда не приходилось видеть остров издалека. «На том берегу» бывал, и не раз. Именно здесь, напротив нынешнего института физкультуры, через пруд был перекинут легкий деревянный мостик. Прямо за ним шла редкая цепочка изб. Но была ли это деревня или просто отдельно стоящие дома, теперь уже не помню. Запомнился только большой, как говорили, помещичий дом. В этом деревянном доме располагалась детская консультация.

Переходить этот мостик мы переходили, но видеть остров не могли, ведь для этого надо было подняться на уровень шестого этажа, а в то время самым высоким домом Измайлова была бывшая богадельня. Двадцатипятиэтажные дома, смотрящие своими окнами на Измайловский остров, просто не смогли бы уложиться в наше воображение. Это не могло даже присниться во сне, настолько было невероятным. А ведь именно так, с высоты птичьего полета видят теперь Государев двор не только студенты института физкультуры, но и гости Москвы из окон гостиниц-небоскребов, смотрят и гадают, что бы это могло быть, что за старина?

Перейти на страницу:

Все книги серии Новинки «Современника»

Похожие книги

1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука