— Нтъ-съ, не говорилъ-съ, — отвчалъ онъ наугадъ и прошелся по комнат, гремя шпорами.
— Онъ мн поручилъ поговорить съ нею объ этомъ.
— Вамъ?
— Да.
— Ну, и что же, говорили вы?
Молодая женщина поняла, что гусаръ робетъ и начала играть съ нимъ: ей захотлось помучить его, поставить въ затруднительное положеніе. Женщины мастерицы на это, когда мужчина конфузится и робетъ.
— Еще нтъ, — отвчалъ Черемисовъ, продолжая ходить.
— Почему?
— Да такъ-съ… Впрочемъ, я скажу!..
Онъ ршительно слъ на кресло неподалеку отъ хозяйки, рванулъ правый усъ сперва внизъ, потомъ закрутилъ его къ самому глазу и проговорилъ.
— Онъ любитъ васъ, Катерина Андреевна, въ васъ онъ влюбленъ.
Молодая женщина съ достоинствомъ выпрямилась и гордо посмотрла на гостя.
— Сударь, вы обижаете меня, — проговорила она. — Вы нарушаете право гостепріимства, сударь, говоря такія слова жен хозяина дома, въ которомъ вы гость.
Темнокрасное, какъ вылитое изъ бронзы лицо гусара сдлалось какого-то кирпичнаго цвта. Онъ еще сильне рванулъ себя за усы и щелкнулъ шпорами.
— Да, да, это врно, врно… Извините меня, сударыня!.. Ахъ, чортъ меня возьми, какой я плохой дипломатъ! Еслибъ онъ послалъ меня врубиться въ каре непріятельской пхоты, аттаковать самого сатану въ его берлог, - я не задумался бы и маршъ, маршъ съ саблей на голо, а тутъ… Простите, я глупъ, я съ ума сошелъ!.. Впрочемъ, я готовъ дать удовлетвореніе, готовъ…
— Мн? — съ худо скрываемою улыбкой спросила Катерина Андреевна, забавляясь смущеніемъ удалого гусара.
— Кому угодно-съ, кому вы прикажете.
Черемисовъ всталъ и положительно не зналъ, что длать. «Напиться бы теперь въ лоскъ, до положенія ризъ!» — съ тоскою подумалъ онъ и стоялъ, какъ школьникъ передъ учителемъ.
Дверь изъ сосдней комнаты пріотворилась, и высунулась голова Скворчика, преобразившагося до полной неузнаваемости. Его борода, краса кучерскихъ бородъ, пала по непреклонной барской вол подъ бритвой цирульника и на красномъ широкоскуломъ лиц торчали лишь громадные щетинистые усы; курчавые волосы были острижены подъ гребенку; на богатырскія плечи съ трудомъ была натянута гусарская венгерка. Онъ былъ похожъ на избалованнаго, давно отвыкшаго отъ военной школы и выправки денщика, знающаго боле теплую постель, повозку, барскіе сапоги и походную кухню, чмъ строеваго коня и саблю.
— Баринъ… ваше благородіе! — тихонько позвалъ онъ Черемисова.
— Pardnso! — поклонился тотъ хозяйк и вышелъ къ Скворчику.
— Пора, баринъ!
— Пора?
— Пора. Дворню я напоилъ, всю баклажку выпоилъ и бутылкой рому лакъ навелъ. Кто дрыхнетъ ужь, а кто лыка не вяжетъ. Сашка съ тройкой на двор, и ворота отворены, и тройка съ ребятами за околицей, ежели погоня будетъ. Людишки то сказываютъ, что баринъ ихній сейчасъ долженъ быть, съ охоты де прідетъ. Тогда, сударь, трудне будетъ.
Черемисовъ, до боли теребилъ усы.
— Борьба все же должна быть? — спросилъ онъ.
— Никакъ нтъ, я такъ полагаю. Вс пьяны въ домишк то, не образумятся, а ежели на двор, такъ и некому остановить.
— Тебя не признали?
— Никакъ нтъ. Кто-жь теперича можетъ признать меня? Мать родная, и та не узнала бы. Тутъ, ваше благородіе, двка одна за нами увяжется, ее можно, чай, прихватить.
— Какая двка?
— Горничная барынина, Глашка. Старая такая вдьма, и умная шельма, ловкая. Какъ началъ я дворню спаивать, такъ двка эта сразу смекнула, что не спроста, да и меня она признала, проклятая, такая дотошная! По перстеньку на мизинц признала. «Вы, говоритъ, кучеръ барина Скосырева и не зря такую машкараду устроили. Я, говоритъ, пить дворн не позволю и сичасъ на деревню пошлю за народомъ, а вотъ ежели меня въ компанію возьмете — дйствуйте». Ну, а я все ей и сказалъ.
— Ну, и что же?
— Обрадовалась. «Чудесно, говоритъ, нашей барын будетъ у Скосырева господина, а тутъ, говоритъ, ей не мсто». Сказала это такъ и сама принялась моею водкой дворню угощать, а сама не пьетъ. Теперича сидитъ на рундучк въ лакейской и узелокъ держитъ, — барынины вещи кое какія захватила, надо, говоритъ, на первоо время.
— Такъ, стало быть, все готово?
— Все-съ. Надо торопиться, а то прідетъ баринъ, такъ пожалуй и безъ смертоубійства не обойдется.
Черемисовъ подумалъ одну минуту.
— Такъ ступай же, бери барыню, а я въ саняхъ буду, — ршительно сказалъ онъ, пристегнулъ саблю, которая стояла тутъ же въ углу, накинулъ свою дорожную медвжью шубу и быстро вышелъ черезъ темныя сни на дворъ. Лихая тройка, не знающая устали, стояла неподалеку отъ такъ называемаго «краснаго» крыльца и погромыхивала бубенцами. Помощникъ Скворчика, молодой кучеръ Сашка, сидлъ на козлахъ широкихъ саней, готовый гакнуть на лошадей каждую минуту. У воротъ стояли въ тни запорошенныхъ снгомъ ракитъ еще два молодца, а издали, отъ барской риги, чуть слышно доносилось пофыркиванье другой тройки съ народомъ. Черемисовъ подошелъ къ санямъ и позвалъ стоявшихъ у воротъ ребятъ.
— Какъ выдемъ со двора, такъ сію же секунду ворота на запоръ, а сами на ту вонъ тройку и за нами, приказалъ онъ. — Близко не позжайте, держитесь шаговъ на триста и, въ случа погони, нагайками бейте, кулаками, а чтобы смертнаго боя не было.