…И в этот раз у кабинета ревматолога шел обычный спор: в порядке живой очереди или по талонам. Я пришла, кажется, восьмой или десятой, но в талоне стояло №1, и все ждала – явится Андреич, цыкнет, и я пойду первой. Но, опоздав на полчаса, в кабинет прошествовала незнакомая молодая врачиха, высокая, с двухцветной шапочкой волос. Макушка желтая, снизу свисали коричневые пряди. Указаний относительно талонов она не дала, и торжествующий народ пошел в порядке живой очереди.
«Андреича на вас нет!» – вздохнула я и терпеливо сидела до обеда.
Узрев мой талон, врачиха нахмурилась:
– Почему вы не вошли сразу? Вам же ложиться в отделение, тем более – первая очередь?!
Что ей скажешь? Не с боем же пробиваться.
Врачиху я разглядела потом уже, на обходах в палате. Кареглазая, смуглая, яркогубая, внимательно-отстраненная. Особенно в те моменты, когда объявляла:
– Вам нужно купить лекарства, за свои деньги. Они дорогие, но без них не обойтись… И пройти дополнительное УЗИ, платное.
Ее прекрасные карие очи смотрели куда-то в сторону, а больной мысленно перебирал содержимое своего кошелька и с холодком в груди думал, что, однако, придется просить у городской родни в долг. Здоровье дороже.
Андреич носился по другим палатам, я в число его пациентов не попала. Встречая в коридоре, иногда здоровалась, иногда – нет. И все подавляла в себе желание спросить его о чем-нибудь. Но – зачем? Мне что, душевных ран мало? Тысячи и тысячи проходят через палаты. Конвейер. Каждая душа просит участия. На всех не напасешься.
Я помню его совсем молоденьким, но он и в то время был ершист и не располагал к душевному общению. А нам, больным, всем хочется любви и внимания…
…В первый день, пройдя через приемный покой, мы с санитарочкой отправились в кардиологию. Она, на вид школьница, с марлевой шапочкой на голове, знать не знала, где это отделение, но признаться в этом не хотела, и завела меня аж на шестой этаж. Пришлось самой выловить первую попавшуюся медсестру и узнать, что кардиология, как и много лет назад, находится на третьем. Санитарка шла сзади и шмыгала носом.
Глава вторая. Соседки
Я ступила в знакомый когда-то коридор, и, пока ждала медсестру, наблюдала за одной больной. Это была молодая женщина, с короткими красными волосами, в дорогом спортивном костюме, желто-фиолетовом. Она шла, сгорбившись, с выражением омерзения ко всему вокруг. Я тихо вздохнула, когда медсестра повела меня в ту палату, за дверью которой исчезло это унылое существо.
В палате было пять кроватей, свободных – две. Я выбрала ту, что подальше от умывальника. По левую сторону оказалась кровать знакомой унылой особы, по правую – стройной бабушки с узлом желтых крашеных волос. Наискосок, у противоположной стены, сидела на кровати молчаливая темноволосая женщина моих лет.
Я коротко доложила, откуда я, как зовут. Ответила на уточняющие вопросы бабушки – сколько детей и есть ли муж, и взялась разбирать вещи. Наконец, с удовольствием улеглась на кровати.
Соседки мои справа и слева возобновили прерванный моим появлением диалог. Они оказались медсестрами, им было о чем поговорить. Я лежала под их тирадами, как под перекрестным огнем, и раздумывала – покормят ли меня сегодня ужином? Или вновь поступившие должны питаться подножным кормом? На обед я опоздала, и хорошо, потому что он мне, как выяснилось, и не полагался.
Бабушка, Светлана Ивановна, оказалась очень бодрой старушкой. Между делом сообщила мне, что недавно, лежа под системой, «улетела», потеряла сознание, ее вытащили с того света. Говорила она об этом спокойно, почти беспечно, и я пыталась понять – почему? Хотя на шее ее была золотая цепочка с золотым же медальоном, на котором я узнала Святого Николая, верующей ее назвать было нельзя. С Маришкой, той, в ярком спортивном костюме, ее коллегой и собеседницей, они защебетали о заговорах. Попытались исписанные листочки вручить и мне…
Пришлось мирно, но твердо сказать:
– Нет, нет, я этим не занимаюсь.
Маришка глянула на меня с изумлением:
– Помогает же!
– Помогает, – согласилась я, – но это грех. Есть молитвы, вот их и нужно читать.
Слова эти вызвали у моих собеседниц разную реакцию. Светлана Ивановна призадумалась, Маришка же тщательно сложила листочки, разгладила их на коленке и убрала в тумбочку:
– Обязательно попробую, Светлана Ивановна!
Одна соседка напротив была безучастна. Она, когда знакомились, назвала свое имя, я его тут же забыла, а теперь пыталась вспомнить. Эти две были заодно, я же искала душевной поддержки.
Раздался клич медсестры:
– На уколы! – и мы со Светланой Ивановной остались вдвоем.
– Маришке – тридцать два, она четыре года назад схоронила мужа, – торопливо осведомляла меня Светлана Ивановна, – жаль ее, такая хорошенькая, молодая. Похоже, у нее то же заболевание, что и у вас с Валентиной («ага, вот имя третьей соседки!» – подумала я). Но у вас дети, у тебя трое, у нее двое, а у Маришки деток нет…