Если честно, Маришка меня занимала мало, Валентина интересовала меня куда больше. Когда отправились на ужин, я пристроилась к Валентине. Она была ниже меня ростом, такой же комплекции, как и я, то есть средней. Волосы у нее были чуть курчавые, каштановые, до плеч. Чуть скуластое лицо и слегка раскосые темные глаза ясно говорили, что в ее роду были буряты.
Не помню, о чем мы переговаривались по дороге в столовую и обратно, но она явно повеселела. Видимо, в компании двух говорунь ей не давали и слово вставить, она обрадовалась новой собеседнице.
Я сразу почувствовала к ней необъяснимую симпатию, родственность, и впоследствии оказалось, что мы совершенно одинаково думаем, и, не сговариваясь, в два голоса, говорим одно и то же. Много до боли родного, своего, нашла я в ней, кроме одного. Но об этом потом.
Глава третья. Валентина
После ужина я позвала Валентину сходить вниз, посмотреть, что продается в киосках в больничном холле и забросить деньги на сотовый телефон. Прошлись вдоль витрин, выбрались на улицу.
Я улучила момент и спросила ее о муже.
– Нет его у меня, – ответила Валентина, – а детей – двое, сын, институт заканчивает, и дочка тринадцати лет.
– Но он же был, – мне неловко было своей настойчивости, но, раз уж мне допрос устроили в палате, и я все честно выложила, и тут как бы имела право тоже знать… На самом деле никакого права нет и быть не может. Не ответит – и не буду больше совать нос не в свои дела.
– Больно об этом говорить, – Валентина наклонила кудрявую голову, – отец моего Ромки бросил меня, когда я была беременна. Получается – нагуляла…. Студентами были, мне тогда и восемнадцати не исполнилось…
– Он же знал о ребенке?!
– Знал. Сказал, что, может быть, и не его…. Испугался. Я домой вернулась, к маме с папой.
– И не пытался найти, узнать?
– Нет.
– Ну и Бог с ним! – воскликнула я, – В старости останется один-одинешенек, некому будет чашку воды поднести! Прости его, он сам себя наказал.
– Я и простила, – Валентина выпрямилась, посмотрела на меня кроткими карими глазами, чуть улыбнулась.
– А дочка? – я почувствовала холодок в груди – снова нарушаю границы…
– Дочка – от другого. Заставил меня жить с ним короткое время, я его боялась. Он очень красивый был…
– О дочери знает?
– Нет, нет, заезжий, ничего не знает и не узнает никогда. Второй раз оказалась в ловушке.
– Детей Бог дает. Иначе бы не было у тебя дочери.
– Да, да. Замуж я ни за кого не собиралась. А доча – домашний ребенок, ласковый, скучаю по ней …
И Валентина засветилась вся. Когда улыбалась, становилась неимоверно симпатичной, залюбуешься…Мы с нею обошли вокруг больничных корпусов, и разговаривали без умолку, и смеялись, и совершенно другой вернулась она в палату.
– Что, женихов там нашли? – лицо Маришки, в обрамлении красных прядей, ширилось в улыбке, – Ишь, какие явились довольные!
– Какие тут, в кардиологии, мужики, – хохотнула Валентина, – Одни кощеи бессмертные…
– Ну не совсем кощеи, – Маришка щурилась, – Вон рыжий кот, из седьмой палаты, гладкий да сытый, по коридору ходит, в палаты заглядывает.
– Котяра тебя приглядел, – встряла в разговор Светлана Ивановна, и снова они с Маришкой перешли на диалог. Но теперь Валентина не осталась в стороне, вставляла реплики. Разговор перешел на другие темы, и я включилась в общие пересуды, хотя и чувствовала некий холодок слева и справа. Зато от Валентины шло тепло, и я перестала жалеть, что попала в эту палату.
На другой день мы с Валентиной спустились в холл. Оказались у газетного киоска, набрали газет – «толстушек», и я углядела в уголке стопку газет монархического «Союза Русского Народа».
– Дайте мне газетку, вон ту, – и знакомое издание оказалось в руках.
– Зачем ты ее купила? – лицо Валентины, исказили отвращение и ужас, – Это же русские фашисты, черносотенцы!
– Что ты о них знаешь…, – вздохнула я, – Между прочим, черная сотня – это самые преданные императору люди были. Их люто ненавидели большевики, и оклеветали, измазали грязью, как могли. А они любили Россию побольше нашего…
Валентина все еще не могла прийти в себя от потрясения.
– Ты читала, как была казнена Царская Семья? – упорно продолжала я, – Даже сына Алексия не пожалели, а ему было почти столько же лет, как твоей дочке…
– На сегодняшний день, – помолчав, продолжила я, – Это самое честное издание у нас в области. Здесь пишут то, что ты больше нигде не прочитаешь… Вот, власти собрались сносить старинное кладбище, где похоронены умершие в гражданскую войну от сыпного тифа и туберкулёза. Решили построить стадион для студентов! Сейчас свернут захоронения, и вся зараза попадёт в реку, оттуда – в питьевую воду горожан… Чисто с медицинской точки зрения бы поостереглись бы… Я уж не говорю о моральной и религиозной…
– Да я не против церкви, – выдавила, наконец, Валентина. Далее толкнула ответную речь о нерадивости и корыстолюбии священников.
– Среди них разные бывают, просто настоящих ты, видимо, не встречала.