Куреневский голем (СИ)

   - Полюбовник? - встрепенулся я. - Она ж замужем, а лет ей уже сколько...

   - Тю! Так то разве помеха? Как пить дать, полюбовник! Я ж давно заприметила, повадилась она на работу через овраг раненько так шмыгать, тайком. И от нас она ходила, хотя живет с муженьком-то в центре!

   - И кто он?

   - А я почем знаю, - пожала баба Маня могучими плечами и горько вздохнула. - Грешно про покойницу плохо говорить, но дрянным она была человеком. Вот ей по заслугам и воздалось...

   И бабка опять перекрестилась.

   - Почему?

   - А то мертвые не выдержали... - загадочно пробормотала она и отвела глаза. - Она ж, падлюка, так ни за что и не ответила. Доносила она, Толик, в комендатуру доносила. Гранбергов помнишь? Их первыми сдала. Ничего, прах к праху, жаль только, что ее, паскуду, нашли, а то упокоилась бы рядом с ними...

   - Не может быть... - ошеломленно выговорил я. - Что за антисоветчину вы разводите, баб Маня? Если она наших немцам сдавала, почему же ее не судили? Почему вы молчали?

   - Толик, побойся бога... Кто молчал? Даже Лев Михайлович и тот пытался, а все пустое. Она ж хитрая зараза, она коммунистов-то не трогала... Евреев только беспартийных... А потом и вовсе замуж во второй раз выскочила, а он у нее шишка какая-то в исполкоме... И как наглости-то хватало, при живом муже, ты подумай! Вырядится в шубу котиковую моднявую и шурует вот на таких каблучищах на глазах у всех к хахалю, гадина подколодная! Ни стыда, ни совести! Тьфу, прости господи!

  

   Я потеряно плелся по коридору больницы, не зная, что и думать. Пойти к майору и рассказать ему все? Но с меня подозрений это не снимет... Или снимет? Я встрепенулся и решительно направился в кабинет Льва Михайловича. Будь что будет.

   - Толя? Заходи... - профессор поднялся мне навстречу. - До сих пор поверить не могу. Я же их предупредил, позвонил, неужели не успели? Сколько погибших, а сколько еще будет... Говорят, что трамвайное депо полностью накрыло... Господи, вот я старый дурак, прости! Ты Веру нашел? Она хоть жива?

   - Нет... - горло предательски сжалось, хотелось разрыдаться, как в детстве. - Простите меня, Лев Михайлович. Я пытался, но меня никто не захотел слушать...

   Профессор уставился невидящим взглядом мимо меня. Он сильно осунулся и явно не спал со вчерашнего дня.

   - Ты невиноват... - он ссутулился. - Это все я...

   - Лев Михайлович, прекратите, - я подошел к нему и обнял за плечи, усаживая на место. - Мне ваша помощь нужна. Вы Дарью Семеновну помните?

   Профессор вздрогнул и поднял на меня покрасневшие от недосыпа глаза.

   - Почему ты спрашиваешь?

   - Ее убили. К вам еще майор не приходил?

   - Приходил. О тебе спрашивал. Я думал, он причинами аварии занимается...

   - И ее убийством тоже. Скажите, это правда, что она во время войны доносила в комендатуру?

   - Да... Но доказать не смогли. Гранберги у нас скрывались, а потом при облаве их забрали. Немцы точно знали, где искать. Она их сдала, больше некому. А расстреляли их здесь, как и тысячи других. Теперь и Бабий Яр решили сровнять с землей, даже память о них стереть... А оно, видишь, как все обернулось... Мертвые поднялись...

   Лев Михайлович говорил равнодушно, обыденно и очень устало.

   - Баба Маня думает, что у Дарьи Семеновны здесь был любовник. Вы что-то об этом знаете?

   Профессор брезгливо передернул плечами.

   - Знаю, только не здесь, а в Кирилловской. Кто-то из реставраторов, кажется.

   - Вы его видели?

   - Нет, слава богу, нет. Лиса эта драная даже не таилась...

   - Как бы мне его найти?

   Лев Михайлович не успел ответить. Дверь тихо распахнулась, и на пороге застыла хрупкая фигура. Всклокоченные, неровно обстриженные волосы, детское лицо и громадные пустые глаза. Я вздрогнул, встретившись взглядом с этой странной девушкой.

   - Зоя, ты зачем из палаты ушла? - профессор тяжело поднялся и подошел к ней.

   Она прижимала к себе большую изломанную куклу, настолько неуместную своей радужной яркостью в этом сером кабинете, что у меня на секунду закралось подозрение, что я сам сошел с ума от горя.

   - Голем. Он проснулся, - сказала девушка и показала на одноногого человечка.

   Лев Михайлович аккуратно освободил глиняную куклу из ее изрезанных пальцев и покачал головой.

   - Зоечка, иди в палату.

   Он слегка подтолкнул ее к выходу и позвал санитара, чтоб тот ее проводил.

   - Зоя? - переспросил я, мучаясь сомнениями.

   - Да, - грустно улыбнулся профессор. - Зоя Седых.

   - Она так похожа...

   - Ты не ошибся, Толик. Но теперь она Зоя Седых. Настенька, царствие ей небесное, когда Гранбергов забрали, места себе не находила, молилась, а вечером не выдержала и поехала сюда. Там по всему яру оцепление стояло, но она ж у меня упрямой и смелой была, не то, что я, трус... Вот и упросила ее пропустить. Немец какой-то сжалился. Как она их нашла, я даже не представляю. Только вывезла она тогда троих ребят, что спаслись, в деревню из города, через все патрули, а потом отец Сергий их перекрестил и документы выправил. Была еврейка Зоя Гранберг, а стала Зоя Седых, крещеная русская. Но девочка до сих пор живет в том кошмаре, помутился у нее разум от пережитого. А я даже здесь не смог ей помочь...