Курганник

— Ты решила выяснить отношения, — кивнул Макар. — В который раз? Третий? Пятый? Двадцать пятый? — Зотов говорил спокойно, как человек, которому смертельно надоело повторять одно и то же. — Хорошо. Давай поговорим. Только обещай мне одну вещь, — он ткнул ножом в сторону Виктора, — при свидетеле: разговор последний, и, когда он закончится, ноги твоей не будет в моем доме.

Любовь бросила короткий взгляд на Ковалева, и тот почувствовал жар стыда на лице, словно юный любовник перед взрослой женщиной.

— Я, пожалуй… — Он сделал шаг назад, но Макар остановил.

— Не уходи, зема. Ты теперь свидетель. — Он сбросил нарезанные огурцы в миску и взялся за перья зеленого лука.

— Я согласна, — ответила девушка. — Если ты… Если мне не удастся переубедить тебя, я уйду. Навсегда уйду из этого дома.

— Отлично! — Зотов бросил в рот луковый листик и смачно захрустел. — Все равно целоваться не будем, — заметил он, отрывая еще один лист. — Удался в этом году… — цыкнул зубом, — лучок. Так, о чем это мы? А-а-а! Старая пестня о главном, — коверкая слово, произнес кузнец. — Ну-ну.

— Не надо так, — попросила Люба.

Макар тяжело вздохнул, воткнул нож в доску.

— Как «так»? — спросил он, теряя терпение.

— Так жестоко.

— Жестоко. — Зотов покачал головой. — Ты знаешь, когда я ходил, словно чумной, возле твоего дома, когда на работе думал о тебе, часто попадая молотком по руке, когда мчал домой с работы, чтобы увидеть тебя, я понимал — это любовь. Сколько сил и смелости мне нужно было, чтобы остановить тебя на улице и признаться…

Люба улыбнулась:

— Ты выпалил все сразу и смолк.

— Да. Я помню. И очень хорошо, что помнишь ты. Первые встречи умерили мой пыл, но явилось нечто большее. — Макар пошевелил пальцами, подбирая слова. — Я понял, насколько ты дорога мне. Я не спешил, стараясь показать себя, добиться ответного чувства…

— И ты добился его, но Лизка…

Макара перекосило.

— Не лги! Умоляю, не лги. Мы оба знаем, что она совершенно ни при чем. Она твоя сестра, и я должен был ей помочь. Ты согласилась.

— Она…

— Нет, Люба! Ради бога, хоть сейчас будь откровенна со мной. Да со мной — ладно. Черт со мной! Признайся сама себе — ты просто ревновала Лизу ко мне. Все! Никаких других причин просто нет.

Макар смолк, ожидая ответа. Виктор замер, стараясь стать невидимым и неслышимым.

— Да, — тихо ответила девушка. — Я ревновала. Да, я приготовила приворотное зелье и подливала тебе.

Она встала из-за стола — клешеная юбка распустилась дивным цветком, тонкие шпильки выгодно подчеркивали стройные загорелые ножки. Люба подошла к Зотову и заглянула в его глаза.

— Я прошу прощения, — негромко сказала она. — Прости меня, Макар. Пожалуйста, прости.

— Давно простил, — в тон ей ответил Зотов.

— Тогда… тогда позволь мне остаться. — Ее ладони легли на плечи Макара. — Мне тяжело без тебя. Лиза поймет. Она ведь… добрая. Мы для нее что-нибудь придумаем.

Зотов хмыкнул, покачал головой:

— Никаких «мы» быть не может. «Мы» давно умерло, сгорело и развеялось. — Он достал из холодильника подсолнечное масло. — Наше «мы» быльем поросло. Кончено.

С ресниц Любы сорвалась слеза.

— Как жестоко, — сдавленным голосом произнесла она. — Ты не человек, Зотов.

Он пожал плечами: суди как знаешь.

— Проклятый курганник… Что же ты со мной сделал? Может, опоил? — Любовь оперлась левой рукой о стол, правой размазывая по щекам слезы, смешанные с тушью. — А-а-а. Я поняла. Это Лизка наколдовала зелья. Иначе почему я не могу тебя забыть?

— Понеслась трында по кочкам, — пробормотал Макар, смешивая зелень в миске.

— Со мной так поступать нельзя, — прошипела Люба. — Сдохнет твоя Лизка, понял?! И тебе туда дорога!

Она вытащила ятаган из ножен. Макар быстро отступил назад, столкнулся с растерявшимся Виктором и не удержался — друзья рухнули на порог кухни.

— Получи, проклятый! — Перехватив ятаган двумя руками, девушка подняла его над головой.

Ковалев попытался подняться, чтобы помочь другу, но только мешал Макару встать на ноги. Их спасло то, что Люба неожиданно сомлела, ноги ее подкосились, и она повалилась на пол. Зотов облегченно выдохнул.

— Витек, убери свои ноги.

Наконец Ковалеву удалось встать. Макар поднялся сам.

— Извини, — пробормотал Виктор.

— Проехали.

В веранде появился озабоченный Спиридоныч.

— Вы чегой т тут? — спросил он, но, увидев лежащую без чувств Любу, отвернулся. — Макарка, ты чей т с девки труселя… того?

— Очень надо, — зло бросил Зотов. — Сама наряжалась, — и одернул задравшуюся на девичьей попе юбку.

— А-а-а… что это у нее? — промямлил Виктор.

Он присел, желая вновь приподнять оборки.

— Та не срами ты девку! — одернул его старик. — Что-что? Тебе оно надо? Токма под юбку бы залезть. Тьфу! Городская срамота.

— Да ладно тебе, Спиридоныч, — злился Макар. — Пусть посмотрит.

Он приподнял подол: от поясницы до ложбинки между ягодицами рос у Любы клинышек волосков длиной в палец.

— Это хвост? — Виктора перекосило от отвращения. — Бэ-э! Жуть какая.

— Этими волосками она и привораживала, — авторитетно заявил Зотов.

Ковалев побледнел, вспоминая длинные волосы на языке.

— Ты шутишь?

— Да какие шутки! А еще менструации добавляла для крепости.